— Я хочу попросить тебя, Энн, — Ларус вновь остановился, но на этот раз для того, чтобы обхватить плечи дочери руками, тем самым заставляя ее посмотреть на себя. — Попрощайся с жеребцом здесь и не появляйся на выставке.

— Но... — попыталась возразить Энн.

— Знаю и про квартиру, и про работу, — перебил ее мужчина. Его ладони все сильнее  сжимали хрупкое тело дочери. —  Я помогу с деньгами, не переживай. А еще сделаю все возможное, чтобы Странник остался в Исландии. Вы с братом сможете навещать его при желании.

Энн отчаянно замотала головой. Как же она могла оставаться в стороне, когда ее друга, верного и надежного Странника, отец  собирался продать.

— Это не обсуждается, Энн, — рыкнул было мужчина, но потом осёкся. Он давно уже понял, что давить на дочь, принуждать и заставлять что-то делать, было совершенно никчемным занятием. — Странника я продам в любом случае. На выставку без моего согласия Кристоф тебя не возьмет. Вот и скажи, что ты теряешь своим отказом.

Энн смотрела на отца и отчетливо понимала, как важно для него все, о чем тот просил, но согласиться, так и не узнав причин поведения отца, не могла.

— Так зачем вообще его продавать? Выстави на продажу другого, в чем проблема?

И вновь Ларус проигнорировал адресованный ему  вопрос. Он отпустил Энн и молча устремился вперед.  Девчонка шла следом, пытаясь разгадать поведение отца и уловить логику в его словах.

Остановившись у самого края пропасти, Ларус решительно прикрыл глаза, мысленно возвращаясь в прошлое. Энн же смотрела на океан, который сегодня казался безмятежным, хотя , как и каждый, живущий в этих краях, понимала, что это было  весьма ошибочное суждение.  Вдоль побережья в скальных  расщелинах она заметила забавных красноклювых тупиков,  с мурлыкающим воркованием то и дело  пролетающих над поверхностью воды. В другой раз девчонка могла бы часами наблюдать за их поведением, наслаждаясь шумом океана, но сейчас ее волновал только отец.

— Я был немногим старше тебя, Энн, — так и не открывая глаз, заговорил мужчина. — Отец разводил лошадей, а мы с Джоанной мечтали однажды покинуть эти места. Сестра мечтала о дальних странах, о приключениях, об интересной работе. Ее никогда не привлекала тихая и размеренная жизнь. Наверно, поэтому сразу после школы она перебралась в столицу, отучилась на журналиста и устроилась в местную газету. Но и этого ей было мало. Однажды она просто уехала. Три года мы не знали, жива она или нет. Три года отец и мать сходили с ума, а чертовка даже ни разу не позвонила. Три долгих года...

Ларус открыл глаза и посмотрел на дочь. Внимательно, въедливо и с какой-то необъяснимой тоской.

— Джоанна вернулась спустя три года. Но знаешь, Энн, это уже была не моя сестра. В ее глазах было столько боли, что океан по сравнению с ней казался обычной лужей. Она перестала смеяться. Сторонилась людей. И каждый день приходила сюда.

— Где она была все это время?

— Не знаю, дочка. Новая Джоанна  почти не разговаривала со мной. Но не думаю, что от хорошей жизни она побитой собакой вернулась в родительский дом.

Энн, может и не в таких подробностях, но уже не раз слышала эту историю и никак не могла понять, зачем отец опять ей рассказывал об этом.

— Причем тут Странник, пап?

— Был у нас конь в то время. Смерч. Норовистый и строптивый. Почище твоего Странника, Энни, — на лице Ларуса на мгновение расцвела улыбка. Искренняя, настоящая. — Ох, ну и любил я его! Казалось, на все ради него готов был. Вот только жеребец со своим характером много проблем приносил отцу, отчего и выставили его на продажу. Неудивительно, что  желающих купить негодника оказалось немного. Изредка к нам приезжали люди, чтобы посмотреть на Смерча. Но когда в доме появлялись незнакомцы, Джоанна начинала вести себя очень странно. С утра до вечера она пропадала в часовне, что сейчас пустует.   Как будто пряталась от кого, не знаю.  Только однажды занемогла и решила переждать гостей  в доме. В тот день к нам приехал такой же мужчина, как и вчера, только чуток помоложе. Он казался потерянным и в тоже время жестоким.  В его глазах плескалось отчаяние  и безнадежность.  Но что удивительно, при всей своей неприглядности, тот мужчина сразу нашел подход к Смерчу. Я даже, помню, приревновал и со злости убежал из дома. Как и Джоанна отсиживался в часовне, проклиная чужестранца. В тот день, дочка, Саид, так его звали,  забрал Смерча.

Ларус резко замолчал, оглядываясь по сторонам.

— Он вернулся спустя пару дней. Неожиданно. Без предупреждения. Тем утром  отец возился в конюшне, мать с Арной увезли тебя в город к врачу,  а  Джоанна, как обычно, пропадала здесь.   Мне же было поручено приглядывать за ней. Ох, как выводило меня из себя это занятие.  Я сидел в часовне, подгоняя время, и сходил с ума от безделья, когда меня оглушил дикий крик.

Взяв отца за руку, Энн прикрыла глаза, как совсем недавно делал Ларус, и попыталась представить все, что здесь произошло.

— Джоанна не была сумасшедшей, Энн. И тем более, не хотела прыгать вниз. Я все видел: ее страх в глазах и  его безумие.  Слышал,  как громко они  ругались, но не понимал ни слова.  Помню, как бежал со всех ног к сестре, но не успел.

— Этот мужчина столкнул ее вниз? — испуганно спросила Энн.

— Нет, Энни. Не в том смысле, в котором можно было бы предъявить ему обвинения. Мы тогда потеряли слишком много, дочка. И мне очень страшно, что история может повториться.

— Знаешь, пап, это, конечно, страшно – терять близкого человека, но причем здесь я и выставка?

— Тот мужчина, что приходил сюда вчера, приехал с тех самых мест, а в глазах его сверкало безумие, ничуть не уступающее по силе тому, что я видел тогда в глазах Саида, дочка.  Продать ему жеребца — заведомо обречь того на мучения, а не продать...

Ларус задумчиво окинул взглядом обрыв, а потом резким движением притянул дочь в свои объятия.

— Я переживаю, Энни. Для таких людей, как Ангур, цена не имеет значения.

Всю дорогу до дома Ларус не проронил ни слова. Он шел не спеша, то и дело поглядывая на дочь.

Дочь...

Он так и не смог сказать Энн всей правды, хотя именно это и собирался сделать, вытащив ее к обрыву. Наблюдал, как девчонка радуется солнцу, подставляет свой маленький носик навстречу ветру и улыбается ему.  Такая нежная, задорная, обладающая удивительной способностью всех прощать. Она как будто не помнила зла и в каждом человеке находила что-то хорошее. Наивная!

Глядя на нее, Ларус не сомневался, что она простила бы и его, и Арну, и Джоанну, но найти в себе сил признаться все же не смог.

Воспоминания далеких лет назойливо лезли в голову, как ни старался  мужчина отмахнуться от них.

Ему было двадцать, когда Джоанна вернулась в отчий дом. Замученная, изможденная и на восьмом месяце беременности. Худая, почти прозрачная, в странной одежде, скрывающей ее фигуру и округлившийся живот. Она ни с кем не разговаривала  и не подпускала к себе ни на шаг. Словно обезумевший зверек она сидела в своей комнате, как в клетке, не выходила на улицу и практически не ела. Родители сходили с ума от отчаяния, а сам Ларус готов был разорвать любого, кто совершил подобное с его сестрой.