– Хорошо, – согласилась я и прикрыла глаза, будто уже готовилась погрузиться во тьму. – Когда начнём?

– Сейчас, – единственное слово прозвучало набатом, подтверждая мои опасения.

– Письмо, – напомнила я.

– Напишешь его утром. Когда я буду знать, что ты не подвела.

Мне оставалось только кивнуть. Я встала, и комендант кликнул стражу. Меня повели по узким коридорам. Я ожидала, что для столь большой шишки меня отмоют и причешут, но этого не произошло. Меня лишь завели в какую-то каморку, где накинули на голову мешок. На сей раз это было не так страшно, потому что я уже знала, что меня ждёт. Руки, как и обещал комендант, остались свободными.

Придерживая меня за плечо, конвоиры двинулись куда-то дальше вниз, через хитросплетение коридоров и лестниц. Я попыталась запомнить направление, но физических возможностей не хватало, потому что мы поворачивали каждые десять метров, а магические силы почти угасли. Наконец передо мной открылась уже знакомая дверь. Пахнуло холодом и сыростью. Меня втолкнули внутрь, и за спиной скрипнули петли.

Я стояла, переминаясь с ноги на ногу и не зная, что делать дальше. Никогда ещё я не ощущала себя так неуютно. Ведь даже в полной темноте я привыкла видеть контуры человеческих тел. Даже тела вампиров излучали хоть и небольшое, но тепло. Теперь же я оказалась лишена зрения напрочь. А вот я, видимо, была видна как на ладони, потому что в тишине внезапно прозвучал мужской голос:

– Не волнуйся.

Голос был тихим и довольно мягким. Пожалуй, я могла бы назвать его приятным.

– Подойди ближе, я хочу видеть тебя. Осторожно!

Последнее слово прозвучало слишком поздно, потому что я уже сделала шаг вперёд и едва не свернула себе ногу, обнаружив ступеньку. Проклятый извращенец не сделал ни малейшей попытки мне помочь.

Кое-как справившись с болью, я снова выпрямила спину и замерла, ожидая следующего распоряжения.

– Ещё шаг вперёд. Выйди на свет.

Так всё это время я была в тени? А теперь он будет разглядывать меня со всех сторон… Мои опасения подтверждались одно за другим.

– Сними рубаху.

Я стянула то, что ещё оставалось от этого предмета одежды, и бросила на пол, не слишком заботясь о чистоте. Какое-то время царила тишина. Я обнаружила, что сердце моё бьётся сильней от мыслей о том, как скользит сейчас по моей груди его любопытный взгляд. Это было унизительно, но… Я ведь знала, что он восхищён. Иначе он не выбрал бы меня. И выбор был сделан не зря.

– Сап… – он запнулся, видимо, обнаружив мои босые ноги. Я только крепче сжала зубы, пользуясь тем, что он не видит моего лица. – Штаны.

Штаны легко сползли вниз по моим бедрам, и я сделала шаг вперёд, переступая через них. Чувства начинали обостряться, мозг привыкал к отсутствию зрения. Я услышала его неровное дыхание прямо перед собой, всего в паре шагов. А вот запаха почувствовать никак не могла. Точнее, здесь пахло так же, как и в моей камере – сыростью, плесенью, гнилым тряпьём.

– Приласкай себя.

Я вздрогнула. Инстинктивно потянулась к своей промежности и тут же остановила руку.

– Зачем это?

Секундная тишина, будто он думал.

– Не хочешь?

– Нет.

И снова молчание. Недовольное, как мне показалось.

– Хорошо, – голос моего визави изменился, став холодным и резким. – Знаешь, что требуется от себя?

Я похолодела. Не знаю, было ли это заметно со стороны, но от этих слов я впала в какой-то ступор. Пожалуй, если бы он просто нагнул меня и отымел без разговоров, было бы проще. Я хотела было снова огрызнуться, но сдержалась.

– Да… – голос прозвучал неожиданно хрипло, и мне пришлось прокашляться.

– Ты не боишься?

Я покачала головой, забыв, что он вряд ли сможет разглядеть жест под мешком.

Секундное молчание.

– Подойди сюда, – голос снова стал мягким, даже… нежным? – Два шага. Не споткнись.

Я послушно выполнила приказ.

– Протяни руку. Чуть ниже и правее. Вот так.

Я ощутила под пальцами его холодное бедро и провела ладонью по нему. Это не было приятно. Мой партнёр был холодным как мертвец. Но это было… интимно. Я даже пожалела на миг, что не вижу его. Осязание подсказывало мне, что носферату широкоплеч. Я представила как он обнажённый сидит на тюремной лежанке передо мной. Этот образ прошёлся волной возбуждения по спине и отдался жаром внизу живота. Только теперь я осознала по-настоящему, что мы одни. Что бы ни происходило в этих стенах – не узнает никто, кроме нас. Потому что… Потому что он так же не захочет рассказывать о том, что делал со мной, как и я никому не расскажу о том, что была с ним.

– Теперь нагнись и повернись ко мне спиной. Можешь опереться о постель. Вот так, – он провёл моей рукой влево, будто ненароком задев моими пальцами собственное тело, и приложил ладонь к простыне. Грубой, льняной. Лучше того, на чём спят заключённые, но явно не подходит Древнему. А он был Древним. Я поняла это по холоду его тела. И это было странным. В тех образах, от которых меня едва не выворачивало наизнанку, чужие мужские руки были горячими, потными и жадными. Совсем не такими, как его бережные мимолётные прикосновения. Он будто старался свести их к минимуму, а вот мне, напротив, захотелось пройтись ладонью по его груди и лицу, просто чтобы понять, каков же он. Ведь он мог позволить себе смотреть, а я не видела ничего.

Я перенесла вес на поставленную ладонь. Получилось не совсем так, как ему хотелось, и он несильно подтолкнул моё бедро, чуть разворачивая к себе.

– У тебя мало опыта, – сказал он и, совсем уж неожиданно для себя, я ощутила как проходит волна его холодного дыхания по моей раскрытой щёлочке.

Я промолчала.

Кровь приливала к моим щекам, когда его пальцы скользнули мне между ног. Его губы коснулись моего обнажённого плеча. Затем всё исчезло.

– Давай.

Его пальцы легли мне на бёдра, разводя их в стороны. Хватка была несильной, но по нежной коже прошёлся прохладный ветерок.

– Ты очень красивая, – сказал он, видимо, разглядывая меня.

– В каком месте? – спросила я мрачно.

– Везде, – он будто не заметил сарказма. – Такая гибкая и сильная… Кожа гладкая и бархатистая… Не бледная, но и не смуглая, цвета топлёного молока. Бёдра узкие, но совсем не угловатые. И здесь… – первый раз его пальцы прошлись по контуру моего входа совсем рядом с моими, и я задрожала от смущения и внезапно накатившего возбуждения, – чистая и, наверное, узкая. Не думал, что получу здесь нечто подобное.

Если бы он видел моё лицо, то знал бы, что сейчас моя кожа больше похожа не на топлёное молоко, а на шкурку помидора. Мысль о том, что я раскрыта перед ним вот так – видна вся целиком – сводила с ума.