Проезжая мимо Алнесса в четвертый раз, она все никак не могла поверить, что и там никого нет. Обычно это было очень бойкое место, поскольку большинство водителей проезжали мимо не останавливаясь, только бы случайно не взять в машину местного. Какой-то благодарный пассажир не так давно объяснил Иссерли, что Алнесс прозвали «маленьким Глазго» и у него отвратительная репутация. Запрещенные фармацевтические средства получили широкое распространение в этом городе, следствием чего стали разбитые окна в домах и высокий процент несовершеннолетних матерей-одиночек. Иссерли никогда не бывала в самом городке, хотя тот находился всего в миле от дороги. Она никогда не сворачивала с А-9.

Сегодня она проезжала мимо Алнесса снова и снова, в надежде, что кто-нибудь из населяющих его изгоев выползет на дорогу в своей неизменной черной кожаной куртке и ткнет большим пальцем в небо, решившись перебраться в более приспособленное для жизни место. Но эта надежда так и не оправдалась.

Иссерли подумала, не поехать ли ей дальше и не попытать ли счастья по ту сторону моста, в окрестностях Инвернесса. Там, вероятно, ей удастся отыскать автостопщиков с ясными, конкретными намерениями, которые уже отъехали от дома довольно далеко и теперь стоят под дождем, сжимая в одной руке термос, а в другой плакат с надписью печатными буквами «АБЕРДИН» или «ГЛАЗГО».

Обычно она не боялась даже очень длинных по ездок – лишь бы найти то, что нужно; иногда она добиралась до самого Питлохри, прежде чем поворачивала назад. Сегодня, однако, она почему-то испытывала суеверный страх перед одной только мыслью о далекой поездке. В такую сырую погоду следовало опасаться многих вещей. Она не хотела бы застрять в какой-нибудь глуши с заглохшим, залитым водой двигателем. В конце концов, кто сказал, что она должна каждый день кого-то привозить домой? Одного в неделю вполне достаточно, если трезво рассуждать.

Ближе к полудню Иссерли сдалась и повернула на север, тайно надеясь, что если ей удастся убедить вселенную в своем полном поражении, та все же, может быть, сжалится над ней и подбросит хоть что-нибудь напоследок.

И действительно, неподалеку от знака, призывавшего автолюбителей насладиться видами живописных приморских деревушек вдоль шоссе В-9175, она увидела какого-то жалкого вида двуногого, безрезультатно пронзавшего мглистую атмосферу оттопыренным пальцем. Автостопщик стоял на противоположной по отношению к Иссерли стороне дороги, ярко освещенный фарами проезжающих мимо машин. Иссерли была уверена на все сто, что, когда она развернется и возвратится к этому месту, он будет все еще мокнуть под дождем.

* * *

– Садитесь! – крикнула она, распахивая перед ним дверь со стороны пассажирского сиденья.

– Ну вот, слава богу! – воскликнул автостопщик, держась одной рукой за край дверцы и просунув мокрую голову внутрь салона. – А я уже начал думать, что нет правды на земле!

– Почему? – спросила Иссерли. Руки у него были очень грязные, но большие и холеные. Впрочем, грязь легко можно отмыть моющим средством.

– Я всегда останавливаюсь, когда голосуют, – сообщил автостопщик, словно почуяв в этом вопросе какой-то подвох. – Всегда. Ни разу не проехал мимо, если только у меня в фургоне было место.

– Я тоже всегда останавливаюсь, – заверила его Иссерли, гадая, сколько он еще намеревается стоять так, заливая дождевой водой салон ее «тойоты». – Садитесь.

Он залез в машину и шлепнулся мокрой задницей на пассажирское сиденье с таким громким звуком, словно под ним был спасательный плот. Пар начал подниматься от его промокшей насквозь одежды еще до того, как он успел закрыть за собой дверь; мокрая ткань скрипела, как замша, пока он устраивался в кресле.

Мужчина был старше, чем ей показалось на первый взгляд, но в хорошей форме. Морщины? Ну и что – дело-то не в коже, в конце концов.

– Представьте себе, один-единственный раз в жизни мне понадобилось, чтоб меня подвезли, – продолжал бушевать он, – и что бы вы думали? Я прошел чертову милю по шоссе под проливным дождем, и ни одна сволочь не остановилась.

– Ну, зачем вы так? – улыбнулась Иссерли. – Я же остановилась.

– Да, конечно, но вы были двухтысячной с хвостиком, вот что я вам скажу, – пояснил он и покосился на Иссерли, словно проверяя, дошло до нее или нет.

– А вы что, считали? – решила она, из спортивного интереса, подразнить его.

– Ага, – вздохнул он. – Не то чтобы считал, но прикидывал. – Он помотал головой, стряхивая дождевые капли с кустистых бровей и густой челки. – Можете выбросить меня где-нибудь около Томих-Фарм.

Иссерли произвела в уме расчет. Даже если ехать очень медленно, у нее все равно не больше десяти минут на знакомство.

– Разумеется, – ответила она. Восхитившись про себя его шейными мышцами, словно отлитыми из стали, Иссерли приняла решение не сбрасывать его со счетов по причине возраста.

Он удовлетворенно откинулся на спинку кресла, но через пару секунд недоуменное выражение мелькнуло на его лице, похожем на давно не бритую лопату.

– Почему машина стоит на месте?

– Ремень, – напомнила ему Иссерли.

Он пристегнулся, скривившись так, словно его только что заставили три раза поклониться какому-то варварскому божеству.

– Хуже мышеловки, – пробормотал он презрительно и пару раз нервно поправил ремень. Облако пара по-прежнему окружало его со всех сторон.

– Не я же это придумала, – сказала Иссерли. – Просто не хочу, чтобы меня останавливала полиция, – вот и все.

– А, полиция, – хмыкнул он с таким видом, словно Иссерли только что призналась ему, что до смерти боится мышей или вируса коровьего бешенства. Но в его голосе при этом прозвучала отеческая снисходительность. Он пошевелил пару раз плечами, словно демонстрируя, что вполне смирился с условиями, в которые его поставили против его воли.

Иссерли улыбнулась и тронулась с места, положив руки на верхнюю часть рулевого колеса – так, чтобы пассажиру была хорошо видна ее грудь.

* * *

Ей, наверное, все время приходится за ними присматривать, чтобы не вымочить их в тарелке с супом.

Впрочем, должно же было девчонке хоть с чем-то повезти. А то очки, как два аквариума, и подбородка нет вообще. Ники, его собственная дочь, была далеко не кинозвезда, да и тем, что у нее было в наличии, она, сказать честно, тоже распоряжалась не самым лучшим образом. И все же, если бы она всерьез взялась за учебу и стала юристом, вместо того чтобы пропивать свое пособие в Эдинбурге, то могла бы ему еще на что-нибудь сгодиться. Ну, например, помочь отыскать еще пару-другую дырок в законодательстве ЕС.

Интересно, чем себе на жизнь зарабатывает эта девчонка? С руками у нее, похоже, не все в порядке. Просто жуть, что у нее с руками творится. Видать, испортила их по молодости, когда еще была слишком глупа, чтобы жаловаться, на какой-нибудь грязной работе. Кур там ощипывала. Или рыбу потрошила.