…Подъезжаем к городу глубокой ночью… Неожиданно в стороне от дороги за густой буковой рощей — короткая пулеметная очередь. Потом резкие, обрывистые, одиночные выстрелы автоматов.

Останавливаем машину. Выскакиваем. Бежим через рощу, на ходу вытаскивая пистолеты. Фашистов отсюда прогнали еще на прошлой неделе. Но мало ли какие бандиты могли «застрять» в этих лесах.

Выбегаем на полянку. Высокая каменная ограда. Большой сад. Двухэтажный дом в глубине. Темные впадины окон.

Перестрелка прекратилась. Из-за ограды выскакивают трое наших автоматчиков. Увидев нас, старший тревожно спрашивает:

— Кто такие?

Сержант, подсвечивая фонарем, строго проверяет документы и облегченно вздыхает. При свете фонаря видно его скуластое лицо. Киргиз или нанаец.

— Генерал вас давно ждет, — объясняет он. — Выслал патруль навстречу. А тут, понимаете, какое дело. Видим, за оградой в саду огонь вспыхивает… Ну мы через ограду… Видим, хотят дом поджечь. А что в том доме, неизвестно. Может, какие-нибудь важные бумаги или даже люди. До этого дома у нас еще руки не дошли. Ну мы, однако, очередь в воздух. Все же они гражданские люди. А они, шайтаны, из парабеллумов. Ну тут мы, однако, разъярились, — сержант виновато развел руками, — надо было их, конечно, живыми. А мы не выдержали… Обыскали. Документов никаких. Прямо сказать, дело туманное.

Что же это за таинственный дом? Капитану Перфильеву не терпится… Вот это приключение! Будет о чем рассказать в штабе. Да и я заинтригован не меньше.

Мы долго стучим в дверь, в окна.

Наконец на пороге появляется перепуганный немец в шлафроке. Седые волосы его топорщатся. В руке дрожит оплывшая свеча.

— Вас волен зи, майне херен?

Мы объясняем. Отстраняем немца и, освещая дорогу фонарями, проходим к подвалу. Из боковой комнаты выходит рыхлая пожилая женщина с ключами. Она открывает массивный замок.' Затхлый сырой воздух ударяет в лицо. Вдоль каменных сводов бесконечно тянутся полки. На них рукописи, папки. Неужели штабной архив!.. Или «секреты» гестапо?

Капитан Перфильев берет в руки толстый фолиант и, стряхнув обильную пыль, подносит к глазам…

— Бах… Иоганн Себастьян Бах!.. — восклицает он.

Это были ноты. Огромное царство музыки! Нототека Берлинского оперного театра, спрятанная в этом маленьком городке.

Так вот что хотели уничтожить, сжечь фашисты! Чтобы ноты не достались «варварам»!

Перфильев, как шальной, метался от полки к полке. Моцарт… Брамс… Вагнер… Штраус… Пуччини… Чайковский… Римский-Корсаков… Бетховен… Весь Бетховен…

Я был удивлен. Я знал, что в фашистской Германии не поощряли Бетховена.

— Знали ли вы Бетховена? — спросил я по-немецки взъерошенного хозяина, продолжающего дрожать от страха и холода.

— О, найн, найн, — испуганно воскликнул немец. — Кайнен Бетховен, камней Бетховен. Я не знал никакого Бетховена.

Мы рассмеялись.

Тучная хозяйка, более спокойная, чем муж, тоже попыталась засмеяться.

Не бойся, Макс, — успокаивала она мужа, — господа офицеры не допрашивают тебя. Они знакомы с музыкой. Они интересуются композитором Бетховеном. Да, да, мы знали Бетховена.

…Мы поднялись наверх. Капитан Перфильев бережно прижимал к груди толстый ворох нотных тетрадей.

Перфильев сел к инструменту, поднял крышку, провел пальцами по клавиатуре, точно пробуя звук. И снова ударил по клавишам.

…Это был «Эгмонт»…

…Мечи блестят… Друзья мои, смелей!

…За землю наших дедов крепко стойте…

За вольность — самый драгоценный дар…

Что-то стукнуло позади меня. Я поднял глаза. В дверях, за автоматчиками, стоял генерал… Генерал Кузнецов!..

Забыв всякую субординацию, я бросился ему на шею…

Суровый генерал с опаленным лицом смущен и растроган. Я-то хоть был подготовлен. А он не ожидал такой встречи… Голова генерала совсем седая. Но глаза те же… Пристальные и добрые.

На груди Золотая Звезда, ряды орденских планок. Немалый путь пройден от последней нашей встречи.

— Да, генерал, видно, Фаусту не пришлось за вас командовать дивизией.

…В город мы въезжаем на заре. Маленький, чистенький городок весь в цветах.

Крыши, выложенные разноцветной веселой черепицей. Узенькие улицы, такие, что не разъехаться двум машинам. Готическая кирха. Высокое здание ратуши, увенчанное острым шпилем. Большие башенные часы. Массивные стрелки, застывшие на цифре «12». Огромный тенистый парк. Кажется, что мы въехали в девятнадцатый век. Будто бы войны здесь и не было.

…Завтракаем в комнате, где солнечный свет проникает сквозь цветные витражи и причудливо окрашивает стены. Охотники с настенных гобеленов, кажется, вот-вот затрубят в свои рога и бросятся в погоню за сернами…

И вот наконец генерал ведет нас в подвалы ратуши. Здесь тепло и сухо. Специально сконструированные трубы отопления. Включаем свет. В больших плоских заколоченных ящиках и в круглых кожаных футлярах хранятся картины. Один из футляров открыт. Оттуда высовывается край полотна, которым уже интересовался Кузнецов.

Мы молча вытаскиваем картину, раскатываем ее. И я, потрясенный, вздрагиваю. Оглядываюсь на генерала. Он торжествующе смотрит на меня. Точно он сам написал эту картину. Монна Лиза. Джиоконда. Тонкие руки без перстней и украшений. Таинственная улыбка… Леонардо да Винчи! Но этого не может быть! Это какое-то наваждение!

А почему не может быть? Я постепенно начинаю соображать. Немцы спрятали в этом тихом городишке какую-нибудь из своих больших картинных галерей.

Мы внимательно разглядываем полотно. Исследуем его сантиметр за сантиметром…

— Эврика! — кричит Перфильев.

На оборотной стороне в углу печать: «Бреслау…» Но ведь мне было известно, что Джиоконда висела в Лувре, в Париже. Значит, это не оригинал, а копия… А может быть, немцы увезли ее из Парижа? Мы долго рассматриваем картину.

Но даже если это копия — какое счастье выпало на нашу долю! Повстречаться с Джиокоидой на фронтовых перепутьях. Вернуть ей жизнь!

…В этом подвале были собраны изумительные картины: «Маленькая Мадонна» Лук. Кранаха и «Святой Себастьян» Боттичелли, Мурильо… Два Веласкеса (генерал их видел в музее Эль Прадо, в Мадриде, во время испанской войны). Здесь были полотна, награбленные гитлеровцами в разных городах Европы…

Совсем рядом еще грохотали последние залпы войны. Только что у нас была стычка с диверсантами, а сейчас мы жили в прекрасном мире искусства. Мы отвоевали этот мир у фашизма.

Только к вечеру мы закончили осмотр и составили подробный список. Двадцать четыре картины. Двадцать четыре шедевра мировой культуры!

3

Я опять увидел улыбку Джиоконды в тот торжественный день, когда мы передавали спасенные в разных местах картины Германской Демократической Республике. Было уже известно, что оригинал Леонардо да Винчи по-прежнему хранится в Лувре. Здесь сейчас находилась копия, и, возможно, другая, не та, которую нашел генерал Кузнецов.

Мне очень хотелось в этот день увидеть Кузнецова.

Но генерала не было. Где он — я не знал. Может быть, он сейчас занят такими серьезными делами, что