Джейн сложила руки за спиной и застыла по стойке «смирно». Сестра Мэриголд излучала спокойствие знающего свое дело человека. Сестра Бэнкс на мгновение мелькнула на пороге и снова скрылась в операционной.

Сэр Джон Филиппс вошел в сопровождении Томса, своего ассистента, и анестезиолога. Томс был полным, краснолицым, не в меру оживленным человеком. Доктор Робертс, наоборот, худощавым, с льняными волосами и пренебрежительными манерами. Он снял очки и протер стекла.

— Все готово, старшая сестра? — спросил хирург.

— Да, сэр Джон.

— Доктор Робертс займется анестезией. Доктор Грей занят. Нам повезло, Робертс, что мы получили вас так быстро.

— Рад помочь, — ответил тот. — В последнее время я часто выполнял работу Грея. Для меня большая честь и полезный опыт работать под вашим руководством, сэр Джон.

Он говорил с подчеркнутой официальностью, словно продумывал каждую фразу и только затем выкладывал собеседнику.

— Прежде чем начать, мне хотелось бы взглянуть на наркозную палату.

— Разумеется.

Вновь появилась кипящая злобой Бэнкс.

— Сестра Бэнкс, — приказала ей Мэриголд, — отправляйтесь с доктором Робертсом в наркозную палату.

Робертс взглянул, прищурившись, на Бэнкс и по-следовал за ней.

Сэр Джон вошел в операционную и приблизился к небольшому, выкрашенному белой эмалью столу, на котором лежали разнообразные средства для гиподермальных инъекций. Три шприца находились в лотке со стерильной жидкостью. Два из них были такого размера, к которому привыкли не посвященные в хирургию люди. Третий же был настолько велик, что могло показаться, будто им пользуются в ветеринарии, а отнюдь не для человеческих нужд. Маленькие содержали по двадцать пять минимов, большой — раз в шесть больше. Ампула, бутыль, небольшая колба, мензурка — эти предметы тоже находились на столе. Бутыль была помечена: «0,25-процентный раствор гиосцина. Пять минимов содержат одну тысячную грана». На ампуле стояла надпись: «Антитоксин газовой гангрены (концентрированный)». В колбочке содержалась стерильная вода.

Филиппс достал из кармана маленькую коробочку и вынул из нее крошечную пробирку с надписью «Гиосцин 1/100 гр.». Наклейка полностью скрывала то, что находилось в пробирке. Хирург откупорил пробку, тщательно исследовал внутренность, положил и взял из коробочки другую с такой же надписью. Пальцы действовали неуверенно, словно мысли врача витали где-то далеко. Наконец он наполнил маленький шприц стерильной жидкостью, вылил в мензурку, добавил туда же гиосцин и, размешав иглой, набрал раствор.

В операционную вошел Томс.

— Пора мыться, сэр. — Он взглянул на стол. — Э, да вы собираетесь его здорово попотчевать. Сразу две пробирки!

— Одна оказалась пустой. — Филиппс убрал их со стола и вернул в коробочку.

Томс посмотрел на шприц.

— Вы набрали много воды, сэр, — заметил он.

— Да.

Хирург взял шприц и направился в наркозную палату, а Томс с выражением отрешенности, которое люди напускают на себя, если хотят притвориться, будто не замечают пренебрежительного к себе отношения, застыл, глядя на стол. Через несколько минут он присоединился к остальным в предоперационной. Филиппс уже вышел туда из наркозной палаты.

Сестры Харден и Мэриголд помогли хирургам перевоплотиться в образчики стерилизованных механизмов. Вскоре помещение представляло собой строгое сочетание белого, стального и резиново-коричневого. Есть нечто отталкивающее и одновременно прекрасное в абсолютно белом. Отрицание цвета, выражение холодного равнодушия, символ смерти. В белом меньше чувственной радости, чем в любом другом цвете, и больше напоминания о вечном упокоении. Хирург в белом одеянии, прячущий теплоту рук под холодной блестящей резиной и жизненную энергию волос под белой шапочкой, скорее типаж в современной скульптуре, нежели человеческое существо. Для непосвященного он некто вроде перенесенного на небеса праведника, жрец в священных одеждах, пугающая и завораживающая фигура.

— Видели новое представление в «Палладиуме»? — спросил Томс. — Черт, порвал перчатки. Сестра, дайте другие.

— Нет, — ответил Джон Филиппс.

— Одноактная пьеса. Дело происходит в помещении перед операционной. Известному хирургу предстоит оперировать человека, который разрушил его жизнь и соблазнил жену. Вопрос: погрузит ли он скальпель в больного? Вот такая страшилка. По-моему, чушь.

Филиппс медленно повернулся и пристально по-смотрел на него. Джейн сдавленно вскрикнула.

— В чем дело, Джейн? — спросил Томс. — Вы ее видели? Слушайте, я дождусь перчаток?

— Не видела, сэр, — пробормотала медсестра.

— Играют неплохо, хотя по поводу наших профессиональных дел их следовало бы просветить. А вот ситуация исключительно надуманная. Что ж, надо приниматься за дело… — Не переставая болтать, он пошел в операционную и через минуту-другую позвал туда старшую сестру.

— Джейн! — Хирург посмотрел на девушку.

— Что?

— Это очень… очень сомнительное дело.

— Возможно, возмездие, — отозвалась сестра Харден.

— Что вы хотите сказать?

— О, ничего, — грустно произнесла она. — Похоже на греческую трагедию «Судьба отдает в наши руки врага». Хотя мистер Томс решил бы, что ситуация надуманна.

Филиппс медленно мыл руки в тазике со стерильной водой.

— Я ничего не знал о его болезни. Простая случайность, что я оказался здесь в этот час. Только-только вернулся из больницы Святого Иуды. Пытался отвертеться от операции, но его жена настояла. Она понятия не имеет, что мы поссорились.

— Тем более вряд ли ей известно, почему вы поссорились.

— Я все бы отдал, чтобы меня тут не было.

— И я тоже. Как вам кажется, какие я испытываю чувства?

Хирург стряхнул воду с перчаток и, держа руки перед собой, повернулся к Джейн. В это время он являл собой гротескную и где-то даже трогательную фигуру.

— Джейн, — прошептал он, — вы не передумали? Я так вас люблю.

— Нет, — ответила она. — Он мне омерзителен, я не желаю больше его видеть, но до тех пор, пока он жив, не могу выйти за вас замуж.

— Я вас не понимаю, — тяжело вздохнул хирург.

— Я сама себя не понимаю. Где уж вам меня понять?

— Я не остановлюсь — буду снова и снова просить вашей руки.

— Это ни к чему не приведет. Сознаю, я веду себя странно, но пока он здесь, я его заложница.

— Безумие! После того, как он с вами так поступил — он же вас отверг…

Джейн хрипло рассмеялась.

— О да! Все в соответствии с викторианской традицией. Я «опороченная девушка».

— Так продолжайте придерживаться викторианской традиции и позвольте мне сделать из вас «честную женщину».