— Ты смелая, Бэнкс, — заметила «подмена». — Так отзываться о сэре Дереке! На фотографиях он очень даже ничего.

— Полагаешь, если у него физиономия, как у Конрада Фейдта, то он подходит на роль народного лидера и может заниматься законотворчеством? Типичная буржуазная невежественность и глупость. Ну ничего: судя по всему, он последний из подобных особей и уйдет первым, когда наступит рассвет.

— Ты о чем?

— Знаю, о чем говорю.

— А я ничего не поняла. Какой рассвет?

— Рассвет дня пролетариата.

— Что за штука? Ты только не злись, Бэнкс. Я правда хочу знать.

— Скоро узнаешь, — отрезала сестра.

Появился специалист по заболеваниям гортани и спросил, все ли готово для его операции. Через десять минут в палату привезли ребенка, и над столом снова, словно фимиам, поднялись пары хлороформа. Операция продлилась десять минут, и вскоре Бэнкс и «подмена» опять принялись отмывать помещение. Специалист по гортани мылся в приемной перед операционной и насвистывал. А когда закончил, просунул голову в дверь и, заметив: «Нет покоя грешникам, сестра», — удалился.

Некоторое время женщины трудились молча. Бэнкс казалась сосредоточенной и даже мрачной.

— Слушай, — наконец не выдержала новенькая. — Наш Пипс бушует на лестнице (Пипсом в больнице звали сэра Джона Филиппса). И Томс с ним. Интересно, как он там? Я имею в виду сэра Дерека.

— Не поверю, что тебе есть до него хоть какое-нибудь дело.

— Правда, очень интересно.

Голоса стали громче, но женщины не могли разобрать слов. Они замерли и прислушивались. На лестнице происходило какое-то движение. К мужским голосам присоединился женский.

— Кто это? — заинтересовалась «подмена».

— Похоже на Мэриголд, — ответила Бэнкс. — Боже, как она меня бесит!

— Тс-с-с… О чем это они?

Теперь голос сэра Джона перекрывал все остальные:

— Я сам займусь этим!

— Пипс совершенно взбесился, — прошептала медсестра.

— Да, — послышался ясный ответ Томса. — Да.

Раздался звук шагов. Дверь внезапно открылась, и на пороге появилась сиделка О'Каллагана.

— Это ужасно! — воскликнула она. — Просто ужасно!

— В чем дело? Что случилось?

— Он умер. Сэр Дерек О'Каллаган умер!

— Да что ты!

— Жуть, что творится, — волновалась сестра Грэм. — С ним сейчас леди О'Каллаган. Она пожелала, чтобы ее оставили одну. Я почувствовала, что мне необходимо кому-нибудь рассказать.

Наступила мертвая тишина, затем женщины, словно побуждаемые некоей мысленной телепатией, не сговариваясь, повернулись и посмотрели на Бэнкс. Та откинула голову назад, непреклонно уперев руки в бока. Ее глаза метали искры, губы судорожно шевелились.

— Бэнкс! — возмутилась работавшая с ней медсестра. — Как ты можешь так себя вести? Я вижу, ты рада, что он умер!

— Если бы я не сбросила оковы религии, — ответила старшая коллега, — я бы сказала: «Возблагодарим Господа за то, что он поверг нашего врага!»

— Да ты просто отвратительная старая злюка! — бросила сестра-сиделка министра и вышла из операционной.

Пятница, двенадцатое. День

— Леди О'Каллаган, прошу прощения за беспокойство, могу я с вами немного поговорить?

Рональд Джеймсон запнулся и сконфуженно по-смотрел на вдову своего покойного работодателя. Женщина в черном платье была необыкновенно красива. Ее волосы — секретарь никогда не мог решить, то ли они белокурые, то ли русые, — выглядели так, словно их тщательно разгладили и придали нужную форму. Тонкие изящные руки спокойно лежали на платье. Голубые глаза смотрели из-под тяжелых век с вежливой отстраненностью.

— Хорошо, — тихо согласилась она. — Пойдемте в мою комнату, мистер Джеймсон.

Он последовал за ней в эту обитель воплощенного вкуса. Сесиль неторопливо села спиной к свету и произнесла:

— Присаживайтесь, мистер Джеймсон.

Рональд рассыпался в благодарностях и опустился на самый неудобный стул.

— Я только что вернулся из парламента, — начал он. — Премьер-министр принял меня в своем кабинете. Он ужасно расстроен тем… тем, что произошло вчера. Он просил меня передать, что всецело к вашим услугам, и если что-нибудь потребуется…

— Очень любезно с его стороны, — прервала его вдова.

— Еще он, разумеется, обеспокоен судьбой законопроекта. Законопроекта сэра Дерека против анархии. Необходимо настоятельно продвигать его, но случившаяся трагедия осложняет дело.

— Понимаю.

— Встал вопрос о личных заметках сэра Дерека. Без них никак не обойтись. Я настаивал, чтобы отложить это дело до… послезавтра, но премьер-министр считает, что оно не терпит отлагательства, и желает познакомиться с заметками немедленно. Полагаю, они в столе, в кабинете, но прежде чем что-либо предпринять, я посчитал необходимым получить ваше разрешение.

Леди О'Каллаган не отвечала так долго, что Джеймсон встревожился. Затем она посмотрела на лежащие на коленях изящно сложенные руки и проговорила:

— Этот законопроект как-то связан с теми людьми, которые его убили?

Секретарь онемел от изумления и не знал, что ответить. Он считался находчивым молодым человеком, но, очевидно, странное предположение Сесиль застало его врасплох.

— Боюсь, я не понимаю… вы хотите сказать… леди О'Каллаган, вы же не допускаете… — Он никак не мог закончить фразу.

— Именно, — невозмутимо кивнула она. — Более того, я не сомневаюсь, что его убили.

— Но кто?

— Те самые люди. Анархисты или как их там. Они ему угрожали. И осуществили угрозу. Законопроект был, видимо, направлен на то, чтобы сдержать этих типов. Пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы способствовать его продвижению.

— Спасибо, — произнес Рональд.

— Это все, мистер Джеймсон?

— Но, леди О'Каллаган, неужели вы серьезно допускаете… скажу вам искренне, вы меня просто ошарашили. Откуда подобные мысли? В медицинском заключении ясно сказано: сэр Дерек страдал острым перитонитом.

— Сэр Джон Филиппс утверждает, что операция прошла успешно. Его отравили.

— И умер от перитонита и прободного абсцесса. Каким образом его могли специально отравить?

— В одном из писем ему угрожали отравлением. В том, что пришло в прошлый понедельник.

— Многие видные политические деятели получают похожие послания, однако ничего не случается. Простите меня, леди О'Каллаган, по-моему, вы заблуждаетесь. Как его могли отравить? Это невозможно. Прошу вас, не терзайте себя. — Он смущенно посмотрел в ее безмятежное лицо и с жаром закончил: — Не сомневаюсь, вы ошибаетесь.