от мысли: не с нашего ли командарма списывал своего Горлова драматург? Ведь тоже заслуженный боевой генерал, а вот воюет так, словно и не минуло два десятилетия — и каких десятилетия! — после гражданской войны. И мне так захотелось тогда повидать этого писателя, пожать ему от всего сердца руку. Тем более что незадолго до этого мы с ним познакомились лично.

Увы, их второй встрече не суждено было состояться, хотя генерал-полковник Бабаджанян командовал Одесским военным округом, а писатель Корнейчук жил в Киеве.

Однако и одной встречи, если она — фронтовая, достаточно, чтобы сблизить людей навсегда. Тем более что она произошла в пору, когда предстояло пережить горечь поражений и найти в себе мужество извлечь из уроков поражений первые навыки побеждать врага.

— Ты не помнишь, — спросил он, рассказав про «Фронт» на фронте, — где это у Маркса сказано: война подвергает нацию испытанию — в этом заключается ее искупительная сторона?

Я нашел цитату и принес.

— А дальше как мудро! — восхищался он — «Подобно тому, как мумии мгновенно распадаются, когда подвергаются воздействию атмосферы, так и война выносит окончательный приговор социальным учреждениям, которые утратили свою жизнеспособность…»

— А как по-твоему, армия — тоже социальное учреждение? — перебил он сам себя, задумался. — Может, это по-научному и неточно, но по смыслу правильно. Советская страна в испытаниях крепла, и потому «Правда» подтверждала мысль Маркса, смотри: опубликование «Фронта» — признак величайшей силы и жизнеспособности… Жизнеспособности! — он подчеркнул это слово, — Красной Армии и нашего государства. Государство-то уж — никто не будет спорить — «социальное учреждение», да?.. Хорошее, настоящее произведение, — говорит маршал, любовно поглаживая переплет подаренной Корнейчуком книги.

Образы «Фронта» для него — реальные, живые люди. С Огневыми, смело ломавшими рутину, он сражался бок о бок. Были Жуков, Конев, Рокоссовский, но увы, были и Горловы, не умевшие подняться над прошлым своим опытом, прежними заслугами.

Был командир стрелковой дивизии, в которой Бабаджанян служил перед самой войной, бывший кавалерист, упрямо твердивший, что «ни на какую машину не променяет живого коня».

— А если вы, молодые, променяете, так все равно не прожить вам без тактики, без оперативных приемов, которые мы, красные конники, кровью своей выработали.

— Разрешите возразить, товарищ комдив, — сказал как-то ему Бабаджанян. — Мы не против использования тактических и оперативных приемов конницы для новых подвижных войск. Но вы не хотите даже замечать новых подвижных войск. А между тем Фуллер, Дуэ…

Молодой командир Бабаджанян служил в стрелковых частях, в матушке-пехоте. Но принадлежал к людям любознательным и беспокойным. Он не оставался в стороне от вопросов научно-технической перестройки военного дела, которые занимали в то время умы военных теоретиков. Перед тем как отпроситься на строевую работу в войска, он долгое время был на штабной работе и прочел тогда Джона Фуллера — «Танки в первой мировой войне» и Джулио Дуэ — «Господство в воздухе», познакомился с работами Лиддел Гарта и немецкого генерала Секта. И уж конечно знал о взглядах своего современника — теоретика танковой войны Гудериана… Вот и нашел в себе смелость возражать комдиву.

— Но… вступала в силу субординация, — грустно улыбнувшись, заканчивал свой рассказ о «прохладных отношениях» с одним из первых своих комдивов маршал, — и однажды я все-таки схлопотал выговор…

Генерала Горлова из пьесы Корнейчука «Фронт» вспоминал маршал не только в связи с командармом, но и другим военачальником, тоже довольно высокого ранга. В боях под Богодуховом и Ахтыркой мехбригада Бабаджаняна была придана общевойсковому соединению, которым командовал генерал, известный успешными действиями в гражданскую войну. Бабаджаняну однажды пришлось оказаться свидетелем того, как маршал Г. К. Жуков, невзирая на прошлые заслуги, резко осудил этого командира за приуменьшение возможностей приданных ему механизированных сил. Ошибочная позиция генерала была не случайной. Еще до войны, занимая высокую должность в Наркомате обороны, он недооценивал необходимость быстрейшей механизации войск. А ныне невозможно было не только решать проблемы обороны страны в целом, опираясь лишь на свои представления более чем двадцатилетней давности, но даже командовать воинским соединением.

Ни высокие звания, ни прошлые заслуги не давали права на просчеты в великой битве, которую вели советские люди со смертельным врагом, в битве, решавшей судьбу Родины.

Воевать по-старому было уже нельзя — этому властно учила жизнь.

«ВНИМАНИЕ, ТАНКИ!»

Так называлась нашумевшая еще перед войной книга известного военного деятеля, «создателя немецких бронесил», как его величали в буржуазной военной литературе, одного из теоретиков «молниеносной войны» — генерала Гейнца Гудериана, фашистского генерала.

Еще в сороковом году, у Арденн, в связи со стремительным германским танковым наступлением Гудериан восторженно воскликнул: «Ничто не может остановить эту мощную ударную силу!»

И вот июль сорок первого. Танковый десант Гудериана — за Днепром. На форсирование Днепра своими танковыми армадами, как на торжественную церемонию, он пригласил гостей: личного адъютанта Гитлера — фон Белова и представителя Муссолини — генерала Марасса.

Увы, ему было тогда чем гордиться…

Бабаджанян размышлял, и получался как бы молчаливый диалог с воображаемыми оппонентами.

«Может быть, у нас недооценили военную доктрину «блицкрига» («молниеносная война»), ведь это по ней успех в войне решают танки и самолеты, исключительно танки и самолеты?..»

Гудериан провозглашал: броня, движение, огонь — существеннейшие признаки новых средств атаки.

«Танки, самолеты… техника. А как же — люди?»

Бабаджаняна учили: в достижении успеха на войне первостепенная роль принадлежит человеку, а Гудериан упрямо твердил: люди — потом, сначала — танки, люди — отнюдь не главные детали военной машины…

«Но танковые армады Гудериана — за Днепром?!»

Бабаджаняна учили: окончательная победа достигается только совместными усилиями всех родов войск.

«Но ведь и сам Гудериан перед войной написал еще одну книжку, тоже со знаменательным названием: «Бронетанковые войска и их взаимодействие с другими родами войск». Значит, все-таки признавал, что ни один, отдельно взятый род войск не в состоянии решать все задачи, возникающие на поле брани?»

Бабаджанян знает: за поражение под Москвой Гудериан отстранен от командования танковой армией.

«Отстранен-то отстранен, но это вовсе не привело к уменьшению на советско-германском фронте количества танков противника. Генералитет вермахта продолжает исповедовать гудериановские идеи о гегемонии танков в войне. Значит, опять «Внимание, танки!»?

Эти вопросы неумолимо встают перед Бабаджаняном. Мучительно он ищет на них ответ, но обретает ответ лишь в начале 1942 года, когда в числе многих других командиров стрелковых полков его переводят в бронетанковые войска и назначают на должность командира механизированной бригады. Поначалу озадаченный этим («Я — пехотинец!»), он затем невольно приходит к мысли: значит, противнику собираются противопоставить достаточное количество танковых сил.

А коли так,