Вопрос повис в затхлом воздухе.

– Ты мог бы вызвать меня на поединок. Вряд ли ты боялся проиграть.

Опять никакого ответа, даже мычания, а я не могла посмотреть на него.

– Прости, что подвела тебя, друг мой.

Мой голос дрогнул, ведь к чему бы Кека ни подстрекал, что бы ни произошло на той поляне у лагеря дезертиров, я все равно любила его как брата.

Кека пошевелился, и я напрягла и без того напряженные мышцы. Он согнул колени, одно за другим, и опустился на циновку прямо передо мной, но вне досягаемости. И остался в этой позе, подняв ладони в молчаливом жесте извинения. Слова, так легко приходившие раньше, неожиданно покинули меня, и я постаралась сморгнуть набежавшие слезы.

Никто из нас не издавал ни звука. Моим многострадальным коленям казалось, что прошло полдня, но на самом деле это не могло длиться больше часа. Стража не сменилась, снаружи доносился лишь обычный гул суеты во дворе, и ни один звук не был громче дыхания Кеки. Я хотела бы застыть так навечно, но время не обманешь. Чем больше хочется что-то оттянуть, тем быстрее оно приходит, и вскоре по коридору загрохотали быстрые шаги, предвещавшие беду.

– Уходи, – сказала я и подняла взгляд, не в силах противостоять порыву. – Не надо, чтобы тебя застали здесь в таком виде.

Я видела, как эти темные глаза смеются, сердятся, улыбаются, подмигивают и распахиваются от страха, но никогда не видела в них слез, никогда не видела, как дрожат его плечи и рот открывается в безмолвном страдании. Когда шаги приблизились, Кека протянул обе руки ладонями вверх и впервые с тех пор, как чилтейцы лишили его языка, попытался заговорить. Слова вышли нечеткие, но их значение было таким же ясным, как его жест.

– Простить? Что ты сделал, Кека? – дрожащим голосом спросила я. До сих пор я думала, он извиняется за то, что обратил Клинков против меня, а не за то, чего я еще не знаю. – Что ты сделал?

Он повторил невнятное извинение и встал. В комнату ворвалась волна незнакомых голосов, принеся с собой вихрь шагов. Кисианский солдат схватил меня за плечо и впился пальцами, когда я попыталась остаться на коленях.

– Меня не освободили, я не могу двигаться, – сказала я, когда второй солдат взялся за другую руку. – Отпустите меня! Где император Гидеон?

– Ждет снаружи, конечно, – донесся голос от двери. – Он требует тебя немедленно.

– Зачем? – спросила я, избегая встречаться глазами с Лео, чтобы он не прочел в них мой страх.

– Для церемонии. – Лео улыбнулся и жестом указал на тусклый солнечный свет, сочащийся в ближайшее окно. – Погода прекрасная, левантийцы и кисианцы уже собрались, и мы не можем заставлять его величество ждать.

Цепкие руки бесцеремонно поставили меня на ноги, и я скользнула взглядом по затылку Кеки. Я едва не произнесла его имя, но вовремя остановилась. Мольбы ни к чему не приведут, кроме позора. Если моей наградой станет казнь, я умру гордой и недрогнувшей. Для этого я еще достаточно левантийка, гордость и честь вытравлены на моих костях.

Улыбка Лео стала шире, хотя называть эту тошнотворную ухмылку улыбкой было бы нечестно.

– Да-да, знаменитое мученичество левантийцев. И вправду впечатляет, в какой культ вы возвели страдания.

Он рассмеялся собственной шутке, а когда я не ответила, что-то сказал на кисианском и махнул солдатам. Хватка на моих руках ослабла. Один солдат задал вопрос, и Лео кивнул все с той же пародией на улыбку. Солдаты отпустили меня и отошли.

– Так-то лучше, – сказал он на левантийском. – А теперь пойдем. Ты же сможешь идти сама, Дишива?

На долю секунды наши глаза встретились, и я в панике отвела взгляд. Не думай о ней. Не думай о ней. Не думай о ней.

– Да, – ответила я, расправляя плечи и выпрямляя спину. – Я не позволю тащить себя как животное.

Словно почетный караул, несколько солдат пошли впереди меня, остальные остались на месте, растерянно глядя на Лео. Терпению, с которым он ждал, пока я двинусь, позавидовало бы и пересыхающее русло реки.

Мне ничего не оставалось, кроме как гордо последовать за солдатами, с пустым желудком и тяжелым сердцем. Дверь охраняла Массама, и когда я проходила мимо, она набрала было воздуха, чтобы заговорить, ее рука дрогнула, но ничего не произошло, и я пошла дальше в одиночестве.

Пока стояла на коленях, я потеряла счет времени. Ночь сменилась утром, а сейчас солнечный свет скрывало плотное облако.

– Боюсь, у тебя нет времени помыться, – произнес Лео, шагая рядом со мной по узкому коридору с толстыми балками. – Но чистая одежда есть.

Я хотела спросить, зачем нужна чистая одежда, чтобы умереть, но решила не подыгрывать ему. Не в первый раз я понадеялась, что не ошибаюсь, и ему требуется зрительный контакт, чтобы читать мысли.

Не думай о ней. Не думай о ней. Не думай о ней.

– Только переодеваться придется быстро. Мы заставляем его величество ждать.

Я прикусила губу, чтобы удержать язык за зубами. Лео все равно улыбнулся, сияющее самодовольство казалось громче любых слов.

Солдаты прошли по коридору, спустились по лестнице и свернули в маленькую комнату рядом с тронным залом, напротив открытых дверей, откуда доносился нетерпеливый гул голосов.

– Похоже, одежду еще не принесли, так что у тебя есть возможность сполоснуться. Настоящая удача, учитывая, как… резко от тебя пахнет.

В маленькой комнате не было ничего, кроме пары свечей и лохани с водой, от которой шел пар. У меня не было времени помыться с самого возвращения в Когахейру, и я с радостью смыла бы засохшие грязь и кровь вместе с воспоминаниями о том, что произошло с тех пор, как мы с Яссом несли избитого и связанного Лео сквозь пещеры. И все же я колебалась.

Рядом с открытой дверью продолжал ухмыляться Лео. За спиной плечом к плечу стояли кисианские солдаты. Выхода не было.

– Конечно, ты не обязана мыться, – сказал Лео. – Но должна сменить одежду. То есть если ты предпочитаешь сделать это сама, не дожидаясь, пока тебе помогут.

Я скрипнула зубами.

– Если ты или кто-то из них дотронется до меня, я заберу с собой столько человек, сколько получится.

– Как театрально, – промурлыкал он. – Ты едва не заставила меня попробовать просто ради интереса. Но, в отличие от тебя, я способен отложить минутное удовольствие ради гораздо большей награды в будущем. Так что будь так добра, помойся и переоденься, пока нас не вызвал его величество.

Я не поверила этому «нас». Я не верила ни одному его слову, но было глупо просто стоять, рискуя дождаться, что его настроение изменится.

С гордо поднятой головой я вошла внутрь и плотно закрыла за собой дверь, как можно