спокойнее. Теперь можно спросить, не таясь. Я и спросил:

— Вьюн?

— Чего Вьюн? — переспросил он немного растерянно. — Рыба, что ли? Окунь это, сам не видишь? Вьюн, надо же… Ты что, рыбинспектор?

— Нет, — сказал я. — Не рыбинспектор. Инспектор милиции. Лососев. Я — инспектор. А ты — Вьюн?

Он молчал.

Те двое уплыли далеко, я видел стрекозиное трепыхание их весел на солнце. Этот остался один, сомнений не было. И тем не менее я вдруг услышал какой-то посторонний металлический звук, позвякивание, как будто кто-то взбирался на крутой берег, звеня связкой ключей. Или шпорами. Последнее, впрочем, маловероятно.

Парень, видно, услышал это звяканье одновременно со мной. Он напрягся и молниеносно метнулся к обрыву.

Ногами я успел зацепить его, он упал, а я сел на него верхом, отобрав в первую очередь ножик. Ножик я сложил и забросил в открытую дверь палатки.

— Пусти, гад! — забился подо мною парень. — Ну чего тебе, чего надо?

— Вот ты и выдал себя, Вьюн, — тяжело дыша, сказал я и, не слезая с него, внимательно осмотрел берег. Нет, никого не было, пусто.

— Ну, куда понесся? — продолжил я разговор. — Вплавь решил уйти? Так не уйдешь, у меня разряд по водному поло.

— Поло! — закричал он. — Дурак! Какое еще поло? Донка у меня там налажена, слышишь колокольчик?

И еще раз я порадовался, что не взял с собой Колю. Он бы посмеялся вдвоем с этим — как его, Денисом?

Я слез с парня.

— Документы.

— Сам предъяви.

Резонно. Я достал удостоверение. Он внимательно прочел, вернул:

— Извините, товарищ Лососев.

— За что извинить?

— За «дурака».

Из кармана палатки он вынул свой документ. Коноплев Никита Анатольевич, конструктор. Какой-то мудреный трест: «Главтехмехмонтаж…». Я и не стал вчитываться. Зачем? Если документ подделан, то какая разница? Впрочем, едва ли. Такое название не придумаешь.

На фотографии Никита все равно не был похож на себя. Действительно, гладкий, без щетины. Прическа на косой пробор. А сейчас вообще никакой прически. Лохматый, как шотландский терьер.

Но и Вьюн на моем фото другой. Может быть, один из тех, в лодке?

— А те двое?

— Наши же ребята, из треста. Мы уж третий сезон вместе ходим. Хорошие тут у вас места.

— Так, — сказал я. — Места-то тут хорошие. А есть и другие места, чуете? Кстати, не столь отдаленные.

— Сошла, — грустно сказал он, прислушиваясь.

— Что?

— Рыба сошла. С донки. Не звонит больше. Крупная, наверное, была. Эх!

— Давно на этой стоянке? — спросил я, приглядываясь к полянке перед костром.

— Да уж третий день. Места тут хорошие.

— Есть и другие места… — начал я, но вспомнил, что уже говорил об этом.

— Куришь? — прервал я сам себя.

— Курю.

— А дружки?

— И они курят. Не марихуану, не бойтесь.

— Так… И где же окурки?

Он непонимающе взглянул на меня. Я объяснил:

— Три человека, все курят. Третий день уж на одном месте. А ни одного окурка не вижу. Где?

— А мы их в костер.

— Понятно. Питаетесь чем?

— Как чем? Вот, рыбу ловим. Ну, концентраты еще есть у нас. Консервы.

— Выпиваете?

— А что, нельзя?

— Пока я задаю вопросы. Вчера выпивали?

— Вечерком, под уху, было. Пару чекушек употребили. Не вижу особого греха.

— Греха-то и я не вижу, — согласился я, — если все в рамках. И где же эти чекушки?

— Как это где? — удивился он. — Я же говорю — употребили мы их.

— Посуда, — терпеливо разъяснил я. — Пустые бутылки где?

— А я их сегодня закопал. И банки консервные тоже.

— Ну, вот и выяснилось, гражданин — как вас там по документу — Коноплев? Пусть Коноплев. Значит, окурки — в костер, бутылки — в землю. А концы — в воду. Интересно.

— Какие еще концы?

— А такие, что на бутылках отпечатки пальцев лучше всего проявляются, начинающему правонарушителю известно. Вот поэтому вы их и закапываете.

— А куда их девать? Тут сдавать некуда, в город, что ли, везти?

— Вот-вот, — сказал я. — Никакие вы не туристы. У меня, простите, опыт имеется по этой части. Турист бутылки не закопает, вы уж мне поверьте.

— Это почему?

— Потому. Турист, если он лишку принял, он обязательно всю посуду побьет, такая уж традиция. А некоторые на ветки ее насаживают. Обломают ветку и на сучок бутылку наденут. Для оживления пейзажа. На худой конец просто разбросают бутылки по местности. А в землю никто не закопает, нет уж. И банки тоже. Вот и выходит — следы заметали, не иначе. Или я не прав?

— В каком-то смысле — да, заметали, — согласился Коноплев. — Чтобы, значит, чисто после нас было.

— Природу, выходит, лелеете? А природе это, между прочим, боком выходит, лелеянье ваше. Сообразите сами: вот вы порыбачили, потом оставили после себя чистое место. Так? Тут же сюда же следующий турист прискочит, снова ловить. А устроите барахолку — набьете вокруг стекла, переломаете кусты, банок понашвыряете — никто на вашу стоянку больше не сунется. Выходит, и рыба, и другая живность на этом месте будет себя вольготнее чувствовать. И, трава новая быстрее нарастет.

Коноплев замолчал, видимо, сраженный моей логикой.

Я не стал ждать его приятелей, поскольку незаметно для Коноплева сделал вывод — не того он поля ягода, не Вьюн и не сообщник его. Вьюн два дня на одном месте рыбачить не станет. Ему бежать надо.

Сохраняя достоинство, я поднялся.

— Ну, счастливо оставаться, гражданин Коноплев. Спецзадание у меня, вашими правонарушениями недосуг заниматься. Но крепко подумайте о том, что я сказал. Вы все вот они — на ладони у нас, так что… А что немного помял вас — извините. Служба. Так что — подумайте.

— Да уж подумаю, — ответил Коноплев не совсем, как мне показалось, доброжелательно.

6.

…Совхозная машина подбросила меня вместе с байдаркой обратно в Большие Еноты.

— А мы уж шукать вас бросились, — широко улыбаясь, встретил меня Колотун. — Спасибо, директор совхоза позвонил: везем, говорит, коллегу вашего.

— Да, — сказал я. — Пока неудачно. Не было Вьюна на речке, Я все прочесал. Ну, ничего, круг сужается.

— Не было, — согласился Колотун. — А круг сузился до точки. Мы его застукали тут, под боком. За углом закусочная есть, на улице Скло-довской-Кюри, так вот он в этой закусочной и гулял. Без передыху. А как начал дебоширить — стекла побил, оформление в витрине переставил, — мы и прихватили. Бачу — знакомый. Сверил по фотке — он!

— Тогда я на самолет, — сказал я. — Как с билетом — возможно?

— Забронировали уж. Нет проблем. Спасибо за помощь, за ласку. Так я и не понял: