— Я видел, как уезжал юный Оризиан, — озабоченно произнес Бихоман. — Это упущение с моей стороны. Я имею в виду, что хотел у него осведомиться о здоровье отца. Вы слышали, как поживает ваш брат?

— Я вчера получил новости с юга, — спокойно сказал Кросан. — Мне сообщили, что сражения закончились для Игрина не лучшим образом; что Кровь Даргеннан скоро будет усмирена.

— У меня те же известия, — признался Бихоман, вроде бы нисколько не задетый тем, что Кросан пренебрег его вопросом. — Кажется, мятежников заставят подчиниться, не успеет еще наступить зима, и тогда Крови Хейг сплотятся еще больше.

Кросан продолжал:

— Мне также сказали, что люди Ланнис в боях вели себя с честью. С такой, думаю, честью, что едва ли горстка их вернется по домам.

— Ваша Кровь всегда поставляла воинов самой высокой отваги, государь.

Кросан выгнул бровь и внимательно посмотрел на посланца Гривена ок Хейга.

— Честь и отвага не накормят сирот Андурана или Гласбриджа грядущей зимой. Они не защитят мои земли от лесных тварей или от Крови Гир. У меня пять лет назад от Сердечной Лихорадки умер каждый шестой, и лучшую четверть боеспособного состава забрали на юг, чтобы они там умерли храбрецами.

— В последний раз мы посылали на юг так много людей, когда возле наших рубежей объявился Темный Путь. Тогда мы одержали победу. Но кто скажет, что произойдет, если он опять двинется через Долину Камней? Вы, Бихоман, так же хорошо, как и я, знаете, что в Долине давно уже не было такой стрельбы, как последние несколько недель. Мой собственный сын убил кабана со стрелой лесных тварей в теле, притом всего только в дне езды от нашего замка. Когда это Белые Совы забирались так далеко в мои земли?

— Едва ли Белые Совы могут состязаться в военном искусстве с такой Кровью, как ваша. Копья и луки кирининов ничто против мечей Ланнис-Хейгов. А что касается кровей Темного Пути, я уверен, что, если бы они и собрались пойти против вас, ваша сила повернула бы их обратно, как это всегда бывало, Тан.

— О, избавьте меня от лести, Казначей, — с раздражением отозвался Кросан. — Здесь не Веймаут. Я не хотел бы, чтобы из-за меня вы стерли свой бархатный язык. Можете приберечь его для двора Гривена.

Манеры Бихомана сразу изменились. Исчезла презрительная усмешка, подтверждая прочную узду, в которой он себя держал.

— Как хотите. Возможно, вам приятнее будет услышать другое: что Гривен ок Хейг в ваших неприятностях не виноват; киринины Белые Совы охотятся на ваших дровосеков и пастухов потому, что вы снарядили своих людей расчищать леса Анлейна. Вам следовало бы знать, что тем самым вы вызвали тревогу не меньшую, чем воткнутая в осиное гнездо палка. И если ваши северные границы защищены от Темного Пути хуже, чем вы того желаете, то вам тем более следует согласиться с просьбами Великого Тана о предоставлении земли для размещения его ветеранов. Если бы вы нашли для них место, армия испытанных воинов сейчас заняла бы фермы, опустевшие после Лихорадки. И уж в любом случае, если бы вы действительно верили, что с севера вам грозит что-то серьезное, вы не позволили бы Тейму Наррану и другим уйти на юг. И это был бы не первый случай, когда вы открыто не повиновались бы приказам вашего Верховного Тана.

— Воины Гривена желают поселиться здесь, не принеся присяги мне и моей Крови, — сорвался Кросан.

Казначей фыркнул и махнул рукой.

— Зачем вам нужно пропускать их через устаревшие ритуалы? Все верноподданные Кровей Хейг уже связаны присягой с Гривеном ок Хейгом. Как вы и ваша Кровь, если не забыли.

Кросан помолчал, его взгляд поднялся на мгновение от лица Бихомана на гобелен позади Казначея. Там был изображен Сириан, топтавший убегающие войска Кровей Гир. Кросан почувствовал себя старым и слишком усталым, чтобы впустую тратить слова на этого человека, которому было наплевать на прошлое. В те дни, когда, менее века назад, создавался гобелен, никто не усомнился бы в значении присяги. Но тогда наивысшими среди Высоких Кровей были Килкри, да и многое было другим. Теперь же сам Ленор, Тан Килкри, как и все остальные, преклонял колено перед Гривеном ок Гиром.

— Знай я, что Гривен за мой отказ заберет у меня жизни стольких людей, я бы еще не раз подумал, — наконец отозвался Кросан.

Бихоман развел руками и начал было протестовать, но тан продолжал, не слушая его:

— И все-таки мой ответ не изменился бы: любой человек, способный стать воином, должен принести присягу на верность Крови Ланнис. Еще не так давно такой же закон соблюдался и в землях Хейг, Бихоман, хотя ваш хозяин, кажется, об этом забыл.

— Времена меняются.

Кросан вздохнул.

— Меняются, и действительно появилось кое-что новое. Когда-то у нас были короли. Крысы и собаки унаследовали их дворцы в Дан Эйгле. Мне говорили, что новые особняки в Веймауте соперничают с минувшей славой.

— Великий Тан не желает объявлять себя королем.

— Это вы говорите. Но сейчас не в этом дело. Я послал на юг, к Тейму Наррану, словечко, чтобы он вернулся с теми из моих людей, которые еще останутся живы, как только будет схвачен Игрин ок Даргеннан-Хейг. Хочу быть правильно понятым: речь не о том, чтобы торопиться с отбытием. Только это я и хотел вам сказать.

Казначей кивнул:

— Конечно, Нарран ваш, только вы ему и приказываете. Я уверен, что Великий Тан не желает задержки его возвращения.

— Надеюсь, что он и не желает этого, и не задержит, — ответил Кросан.

Бихоман улыбнулся.

* * *

По очень оживленной южной дороге из Андурана приятно было путешествовать. Оризиан, Рот и Килан проезжали мимо пастухов и земледельцев, мимо повозок с овечьей шерстью, шкурами и деревянной мебелью, направляющихся в гавань Гласбриджа. Поздним утром они обогнали обоз из шести груженных лесом телег, их с трудом тащили тяжеловозы, огромные лошади, выращенные лесорубами земель Ланнис.

Недалеко от Андурана они пересекли Глас, и теперь дорога, защищенная низкой насыпью, пошла вдоль северного берега. Хотя вода в реке, вобравшей в себя все дожди, прошедшие за пределами земли Ланнис-Хейг, была высокой, но до того, как она зальет дорогу, было еще очень далеко. Открытые с юга поля такой защиты не имели и уже украсились водоемами, предвестниками зимних наводнений.

Спустя некоторое время дорога начала забирать к северу от Вод Гласа. Огромное болотистое пространство поглощало реку, и русло терялось среди многочисленных озер, каналов и болот. Вскоре все дно огромной долины зальет водой, и ее непроходимая, тусклая толща будет стоять здесь в течение одного-двух месяцев. Проезжавший вдоль границ этого дикого места Оризиан видел неясные в тумане очертания развалин башен старого Кан Эвора. Разбитые башенки и шпили затопленного города поднимались из воды, напоминая своим видом призрачные корабли на морском горизонте. Он как всегда вздохнул, и вздох расшевелил в нем слабую тревогу. Он когда-то, еще ребенком, побывал там со старшим братом. Это было в разгар необычно засушливого лета, вода стояла довольно низко, и они смогли проехаться верхом по пустынным улицам города. Из засохшей корки тины и водорослей над ними, загораживая солнце, поднимались руины. Оризиану это место показалось настолько страшным и опасным, что он не повернул назад только из-за добродушных насмешек Фариля над его страхами. Впрочем, Фариль никогда особо не осторожничал.