да нет, бери выше, Франция в целом – сумела снова стать символом роскоши, объектом зависти и восхищения во всем мире, и перелом произошел вопреки ожиданиям вовсе не благодаря сектору моды, а благодаря автопрому, самому знаковому и выдающемуся детищу союза технологической мысли и красоты.

Этот успех, хоть и самый нашумевший, был далеко не единственным, и Франция вновь заняла место пятой экономики мира, наступая на пятки Германии, занимающей четвертое место: ее дефицит теперь составлял менее 1 % ВВП, она постепенно сокращала свой долг, и все это проходило, как ни удивительно, без протестов и забастовок, в атмосфере всеобщего одобрения; деятельность Брюно на посту министра увенчалась грандиозным успехом.

До президентских выборов оставалось уже меньше полугода, но президент, которого переизбрали бы без проблем, ни при каких обстоятельствах не мог выставить свою кандидатуру – после опрометчивой конституционной реформы 2008 года нельзя занимать пост президента более двух сроков подряд.

Что касается выборов, то многое было заранее известно: кандидат от “Национального объединения”[10] выйдет во второй тур – его имя еще не названо, но у них имеется пять-шесть приемлемых претендентов – и потерпит поражение. Оставался простой, но крайне важный вопрос: кто станет кандидатом от партии власти?

Во многих отношениях Брюно подходил больше всего. Президент безоговорочно доверял ему, что немаловажно, поскольку он твердо вознамерился через пять лет вернуться на два новых срока. Как бы там ни было, он, похоже, убедил себя, что Брюно сдержит слово и согласится отойти в тень по истечении первого пятилетнего мандата, не поддавшись упоению властью. Брюно – практик, выдающийся, но практик, а отнюдь не государственный муж, и президенту удавалось, как правило, себя в этом убедить. Но все же в его затее было нечто от сделки с дьяволом, так что все еще вилами по воде писано.

Другой, куда более насущной проблемой стали опросы общественного мнения. Для 88 % французов Брюно был человеком “компетентным”; 89 % сочли его “трудолюбивым” и 82 % – “неподкупным”, такого выдающегося результата не добивался пока ни один политик за всю историю существования опросов общественного мнения, даже Антуану Пине и Пьеру Мендесу-Франсу было до него далеко. Правда, всего лишь 18 % назвали его “сердечным”, 16 % – “чутким”, и какие-то жалкие 11 % признали, что он “близок к народу”, а вот это уже вполне себе катастрофические показатели, его обогнали все до одного представители политического класса, вне зависимости от партийной принадлежности. Одним словом, его уважают, но не любят. Он понимал это и ужасно переживал, поэтому кровавое видео так сильно его задело, и не просто не любят, некоторые, получается, ненавидят его до такой степени, что инсценировали его казнь. Ну а выбор обезглавливания, с соответствующими революционными коннотациями этого метода, лишь подчеркивает образ бездушного технократа, столь же далекого от народа, что и старорежимные аристократы.

Ужасно несправедливо, потому что Брюно – хороший мужик, Поль знал это; но как убедить избирателей? С журналистами Брюно чувствовал себя неуютно, упорно отказывался отвечать на вопросы личного характера и к тому же избегал публичных выступлений. Как же он выдержит президентскую гонку? Что и говорить, его кандидатура вызывала сомнения.

Друзьями они стали относительно недавно. Работая в Управлении налогового законодательства, Поль несколько раз пересекался с Брюно, правда кратко. Масштабное сокращение налогов, проведенное им в первый же год пятилетнего президентского срока, касалось только инвестиций, непосредственно направленных на финансирование французской промышленности – этим непреложным условием он не готов был поступиться. К такому откровенному дирижизму в конторе не привыкли, и Полю пришлось практически в одиночку сражаться буквально со всеми чиновниками своего департамента и твердой рукой составлять директивы и отчеты, исходя из пожеланий министра. Они все-таки одержали верх в этой внутренней войне, которая длилась год с лишним и не прошла бесследно.

Совместная борьба привлекла к нему внимание Брюно, они начали общаться, но более личный характер их отношения приобрели позже, по случаю очередного конгресса Африканского союза, проходившего на этот раз в Аддис-Абебе, а точнее, это произошло в баре отеля “Хилтон” вечером, после окончания первого рабочего дня. Поначалу разговор был неловким и натужным, но когда официантка вернулась, они вдруг расслабились.

– У меня сейчас с женой не клеится… – сказал Брюно, как раз когда она поставила перед ним бокал шампанского.

Поль от неожиданности чуть не опрокинул свой коктейль – какое-то дерьмовое и приторное тропическое пойло, так что он бы не сильно огорчился. В этот самый момент, с потрясающей синхронностью движений, за соседний столик сели две чернокожие проститутки. Брюно никогда прежде не заговаривал, даже вскользь, о своей личной жизни; Поль и понятия не имел, что он женат. Но в конце концов, почему бы и нет, ведь люди, мужчины и женщины, все еще иногда сочетаются браком, это, прямо скажем, обычное явление. А выпускнику Политеха, даже лучшему в своем выпуске, даже бывшему члену Корпуса горных инженеров, ничто человеческое не чуждо; он открылся ему с неожиданной стороны, и с этим теперь придется считаться.

Брюно, впрочем, ничего больше поначалу и не сказал; чуть позже он пробормотал вымученным голосом: “Мы уже полгода не занимались любовью…” Он сказал “занимались любовью”, сразу же отметил Поль, и выбор этого выражения с сентиментальным привкусом вместо глагола “трахаться” (который, вероятно, употребил бы он) или понятия “сексуальной жизни” (многие предпочли бы его, желая смягчить нейтральным термином эмоциональный заряд такого признания) уже очень много о нем говорил. Брюно, даром что выпускник Политеха, занимался любовью, по крайней мере в прошлом; даром что выпускник Политеха (и в эту секунду его образ, включая склонность к жесткому бюджетному регулированию, предстал перед ним в новом свете), Брюно оказался романтиком. Зародился романтизм в Германии, об этом часто забывают, а вернее, зародился он на севере Германии, в среде пиетистов, сыгравших, кроме всего прочего, немаловажную роль на раннем этапе развития промышленного капитализма. Над этой болезненной исторической загадкой Поль иногда размышлял в пору юности, когда дела духовные еще могли его интересовать.

Он едва сдержался, чтобы не ответить резко и цинично: “Полгода? Я-то уже десять лет как, приятель!” И он бы не погрешил против истины, если уж на то пошло, он лет десять не “трахался” и уж точно не “занимался любовью” ни с Прюданс, ни с кем-либо еще. Но подобное замечание вряд ли прозвучало бы уместно на данном этапе их отношений, он вовремя спохватился. Брюно, вероятно, полагал, что у него есть шансы на улучшение или прямо-таки возобновление супружеской жизни; и действительно, если верить многочисленным свидетельствам очевидцев, по прошествии полугода шансы еще остаются.

В Аддис-Абебе вечерело, бар медленно заполнял рокот конголезской румбы. Девушки за соседним столиком, пусть и проститутки, но проститутки премиум-класса, о чем говорило решительно все – наряды от модных