Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стрекопытов хоть и догадывался, что разговор о посуде и прочем ведётся с какой-то определённой целью, но, будучи незнакомым с этой стороной человеческой жизни, намеков не понимал. Какая разница, что там пылится в кладовой у Наташиных родителей? Как будто продать мне хотят, удивлялся дьявол.
Ну а вскоре Наташа, думая, что Стрекопытов по робости своей сам решиться не может, официально уведомила собравшихся, что борова Юрку пора к зиме откармливать, иначе сала не нагуляет в достаточном количестве, а чем же тогда на свадьбе закусывать прикажете?
От обморока и позора Стрекопытова спасла прабабка Станиславна. Неподвижная и безмолвная до той поры стокилограммовая пенсионерка внезапно встала и зычно объявила:
– Горько! – после чего сама же и полезла целоваться с оторопевшим дьяволом. Пока родственники объясняли старушке, что она немного поторопилась, Стрекопытов вышел на крыльцо и закурил. Окрылённая Наташа последовала за ним.
Бедный Стрекопытов! Ему и невдомёк было, что холостятству пришёл конец и дата свадьбы зависит только от одного: успеет ли к зиме какой-то боров набрать необходимое количество сала. У людей жизнь короткая, не то что у нечисти, вот и спешат они семьёй обзавестись пораньше, детей нарожать, внукам порадоваться. А ему каково это? Жил девяносто лет не тужил, и вдруг – женись! Нет, Наташу он любил, и даже очень, но отдавать свою свободу… Ведь женатый дьявол не только власть над женщинами теряет – тьфу ему эта власть, но и посерьёзнее кое-чего, а именно – свободу передвижения.
Раз и навсегда должен он остаться в том населённом пункте, где застигнет его врасплох нелёгкая. Вот и отец его из Бугульмы шагу ступить не может – таков закон, свойственный природе всякого дьявола. А Стрекопытов любил переезжать с места на место: сегодня Крупки, завтра Мари-Турек, а послезавтра, может быть, Хальмер-Ю. А что, толковые снабженцы везде нужны! Ну как тут жениться!
Вот так думал дьявол, пока курил одну за одной папиросы «Казбек» из нарядной коробки. Темнело. В хате продолжались посиделки, здравицы в отсутствие главных героев торжества звучали чаще, а потом и петь бабы начали – виновата ли я, виновата ли я…
– Ой, Гриша, ты моим так понравился! Жаль только, что твои приехать не смогут. А коттедж теперь Ширко тебе точно даст. Положено как молодому семейному специалисту. Но это мы ещё посмотрим на коттедж этот. Может, и сами не возьмём. У нас хата большая – всем места хватит! Ну обними меня… Теперь можно!
И обречённый дьявол неловко обнял счастливую невесту.
Наташа была девушкой умной и почувствовала перемену в настроении возлюбленного уже через неделю. Но как девушка гордая, ничем это понимание не выдала. Не устраивала ему сцен, не ждала, когда он перестал прибегать к ней в коровник, не выслеживала его и не плакала. Ещё через пару дней просто сказала дома, что свадьбы не будет. Родители погоревали, бойкая бабка Ладиславна хотела было пристыдить Стрекопытова, но Наташа не позволила. А малоподвижная прабабка Станиславна, лёжа ночью на печке и слушая, как Наташа вздыхает, твёрдо сказала сама себе: «Не бывать этому! Он у меня ещё попляшет…»
У Станиславны были к Стрекопытову свои счёты. Мало не семь десятков лет назад, когда она была ещё молоденькой ведьмой, бегал к ней до хаты один такой дьявол, до женского полу больно охочий. Всегда одетый как франт в тёмно-синюю визитку и брюки с полоской, вскружил он ей голову, обещая показать Париж, Венецию и Рим. Ох как они носились с ним то на почтовых, то в собственном экипаже, а то и запросто, на помеле, прижавшись поплотнее друг к другу, по всей Минской губернии, от Мозыря до Новогрудка, разоряя винные погреба и опустошая ювелирные магазины. Как пили шампанское на крыше королевского замка в Варшаве и пугали стоящих на посту гвардейцев демоническим хохотом. Как… Как бросил её пан дьявол, усвистал куда-то в Аргентину, едва заикнулась она о свадьбе. Зареклась Станиславна с той поры дело иметь с нечистью, ведьмино занятие бросила и замуж вышла за самого обычного паренька, из людей. Но, увидев Григория Стрекопытова, вспомнила молодые годы и решила во что бы то ни стало заполучить в семью дьявола, связав его свободу нерушимой клятвой!
Директор Ширко задумчиво жевал прокуренный ус, с трудом разбирая бумагу, написанную по всем правилам дореволюционной орфографии. Уразумев изложенное там, нажал кнопку селектора: «Стрекопытова ко мне быстро!»
– Анонимка на тебя имеется, Григорий. Вот погляди, – Ширко передал Стрекопытову бумагу, – о посягательстве на честь Заруцкой Дануты Станиславовны 1880 года рождения против воли её и согласия. Якобы ты, воспользовавшись печной трубой в доме потерпевшей, на протяжении трёх ночей являлся к ней в образе чёрного кота и…
– Да это же чушь! Вы что, поверите?
– Я-то, может, и не поверю, но милиция… Смотри, в конце приписка – «копия сего письма будет направлена начальнику местного отделения». И вот ещё – «при наступлении обстоятельств, суть которых подлежит обсуждению с потерпевшей (а именно вступление в брачные отношения с потерпевшей), вышеописанные насильственные акты могут быть трактованы как любовные ухаживания».
– Что? Жениться на этой старухе? Да она из ума выжила! Выбросите вы эту гадость!
– Ну выброшу… И что с того? Она новую напишет. И пошлёт уже не мне, а парторгу. Ты, кстати, в партии не состоишь, я запамятовал?
– Ннннет, не состою.
– А почему? Ах да, понимаю-понимаю. Вам же нельзя. В общем, найдёт старуха кому анонимку отправить, уж поверь. Ты лучше как-то полюбовно дело реши. Тебе виднее. Давай, Гриш, не затягивай.
– И решу. Вот сейчас прям решу! Напишу заявление по собственному желанию, а дальше делайте что хотите! Две недели – и нет меня здесь, ясно? Пусть хоть в обком свои анонимки пишет!
– Да ты чего, Гриш? Ну подожди, не кипятись! А как же коттедж? А премию хочешь? Ну хочешь, я тебе премию мотоциклом выдам? Гришенька, не уезжай только! Ведь план погубишь! А, э-эх! – директор скомкал анонимку Станиславны и швырнул её в угол.
Но Стрекопытова было уже не остановить. Он твёрдо решил уехать куда-нибудь подальше. Хоть в Туркмению!
Вечером того же дня директор тайком от широкой общественности пришёл к Наташе. Хозяева предложили ему чаю с пряниками, но Ширко жестом попросил чего-нибудь покрепче. Махнув подряд две стопки и отдышавшись, директор сказал Наташе:
– Не ты одна страдаешь, девка. Судьба всего нашего годового плана… Да что там плана! комбината!.. зависит от Стрекопытова. И мы не вправе сейчас отступать и сдаваться. Надо действовать!
Дальнейшее походило на разработку военной операции.