Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он прикрыл глаза и прочитал молитву за умершего кардинала. Когда открыл их снова, то обратил внимание на сигарету между пальцами сложенных рук. Невольно ему вспомнилась старая шутка иезуитов.
Можно ли курить во время молитвы?
Нет! Но можно молиться во время курения.
Рирден издал короткий смешок, который тотчас перешел в яростный приступ кашля. Задыхаясь и ловя ртом воздух, он упал в кожаное кресло. Теперь приступы случались все чаще и продолжались все дольше. Очень немногие люди в курсе того, как у него обстоят дела со здоровьем. Несмотря на то что ему сейчас за семьдесят, он выглядит намного моложе своих лет и, казалось, находится в хорошей форме. Обычно он старался избегать того, чтобы кто-нибудь видел его в таком состоянии, как сейчас. Проклятый кашель! Наконец, вымотав его полностью, приступ ослабел.
Фонтана! Какая печальная новость. Однако… с другой стороны…
Рирден подумал, что пути Господни неисповедимы. Может, так будет даже лучше.
Он закурил еще одну сигарету и выпустил в воздух кольцо дыма. Интересно, сколько сигарет ему еще доведется выкурить. Хотелось бы надеяться, что много, но это, как все остальное, находилось исключительно в руках Божьих.
X
Фонтана похоронили через два дня на самом большом кладбище Рима — Кампо Верано, недалеко от церкви Сан-Лоренцо-фуори-ле-Мура. Именно здесь по традиции хоронили всех умерших кардиналов. Рядом с ними нашли последнее пристанище и другие выдающиеся личности, от Гарибальди[24] до Серджио Леоне.[25] О дате и времени начала церемонии Кавелли узнал из газет, личного приглашения он так и не получил. Конечно, у него нет официальной должности в Ватикане, но в то же время ни для кого не секрет, что он дружил с покойным кардиналом. Наверное, так проявлялись мелкие административные интриги. Ясные сигналы можно посылать, даже не совершая никаких действий. С годами Кавелли научился не обращать внимания на всю эту закулисную возню. Единственное, что имело значение, это то, что он смог почтить память старого друга.
Пришедших проводить Фонтана в последний путь оказалось так много, что кладбищенская часовня не могла всех вместить, поэтому решили провести церемонию прощания прямо у могилы. Многолюдная толпа поражала воображение. Кавелли подумал, что здесь собралось явно больше четырехсот человек.
Как он понял, явились все кардиналы курии, множество кардиналов из разных уголков Европы и даже представители клира из Северной и Южной Америки и Африки. Правда, среди них не нашлось ни одного кардинала из Азии. То ли потому, что места их служения располагались слишком далеко от Рима, то ли потому, что ряд азиатских священников из стран, где христиане преследовались государством, назначались кардиналами лишь in pectore.[26] Это означало, что только они сами и папа знали, что они — кардиналы. И лишь в том случае, если политическая обстановка в стране улучшалась, имя избранника становилось известно широкой общественности. Если папа умирал раньше, то это навсегда оставалось тайной.
Кавелли пожалел, что не пришел пораньше. Теперь ему пришлось довольствоваться местом в самом дальнем углу, и до него едва долетали слова надгробной речи декана Коллегии кардиналов,[27] чье усталое лицо, похожее на морду сенбернара, сегодня выглядело еще печальнее, чем обычно. Но сейчас размышления Кавелли были далеки от торжественных прощальных слов.
Что произошло с Эдуардо Фонтана? Что побудило его заехать в израильскую пустыню? Он мысленно возвращался к их последним беседам. Может быть, кардинал на что-то намекал, а он не придал этому значения? Кавелли не смог припомнить ничего подобного. Однако теперь он осознал, что в последние две недели Фонтана казался необыкновенно задумчивым и погруженным в себя. Совсем недавно кардинал навестил свою сестру в Соединенных Штатах. Может быть, там что-то произошло? Во всяком случае, обратно он вернулся осунувшимся и постаревшим. Он был таким же добрым и сердечным, как всегда, но утратил свойственное ему чувство юмора и выглядел рассеянным, как будто его мысли витали где-то далеко. Кавелли не стал ни о чем расспрашивать, потому что не хотел огорчать друга, и теперь очень сожалел об этой неуместной деликатности.
Мог ли он как-то предотвратить несчастье? Кавелли печально покачал головой. Теперь уже нет никакого смысла думать об этом. Он снова попытался сосредоточиться на речи декана Коллегии кардиналов, но безуспешно — слишком далеко, ветер доносил до него лишь рваные обрывки фраз.
Внезапно толпа пришла в движение. По-видимому, речь закончилась, и теперь все стали по очереди подходить к гробу, чтобы воздать кардиналу последние почести. Кавелли обратил внимание на миниатюрную девушку, чем-то напомнившую ему юную Джеральдину Чаплин.[28] Она простояла у могилы дольше, чем остальные скорбящие. Внезапно ему пришла в голову мысль, что, возможно, она знала усопшего. Может, у нее есть какое-то объяснение странному поведению Фонтана. Кавелли сомневался, стоит ли подойти и поговорить с ней. Но с чего он решил, что девушка что-то знает? Единственное, что у него оставалось, — это призрачная надежда. Скорее всего, следует просто посмеяться над собой и оставить эту затею. С другой стороны…
Дважды он почти решился подойти к ней, но в последний момент отказывался от бессмысленной и навязчивой идеи. Когда он, наконец, набрался мужества, оказалось уже слишком поздно. Он лишь заметил, как девушка повернулась и ушла, затерявшись в толпе. С большим трудом продвигаясь через море скорбящих людей, Кавелли попытался догнать ее, но в итоге лишь пару раз увидел, как она на долю секунды мелькнула в толпе и исчезла.
XI
Альберто Бонетти с трудом поднял грузное тело из кожаного кресла, стоящего перед письменным столом, и застегнул пуговицы сшитого на заказ двубортного пиджака. Он медленно подошел к вмурованному в стену сейфу и уставился на кодовый замок — диск со множеством цифр. Его холеные руки слегка дрожали, со лба скатилась капелька пота и побежала под правым стеклом старомодных роговых очков. Старинные напольные часы в античном стиле, стоявшие рядом с дверью, пробили один раз, обозначив четверть часа, и он осознал всю нелепость как ситуации, так и своего поведения. В конце
