в любой точке мира, оставаясь на земле Ватикана. Если бы ему пришло в голову совершить убийство, он совершил бы его, не опасаясь каких-либо юридических последствий.

Однако при этом папа всегда оставался пленником традиции. С пятого века католическая церковь опирается на постулат, разрешающий верить в «quod ubique, quod semper, quod ab omnibus creditum est», то есть «в то, во что веруют везде, всегда и все», а это в значительной мере ограничивает власть папы в принятии решений по части всяких нововведений.

Кроме того, ему мешает то обстоятельство, что его собственная непогрешимость основана на непогрешимости его предшественников. Если он объявит постановления кого-либо из предыдущих пап ошибочными, то и его собственные решения уже не будут выглядеть бесспорными. В результате должно пройти немало времени, прежде чем в Ватикане хоть что-нибудь изменится, даже самая незначительная мелочь. Здесь мыслили не такими категориями, как дни, месяцы и даже десятилетия, но оперировали веками и тысячелетиями.

Именно поэтому Кавелли, будучи для некоторых настоящим бревном в глазу, все же являлся в то же время маленьким камушком той мозаики, из которой составлена многовековая традиция. Его присутствие в Ватикане все же лучше того, чего здесь боялись более всего на свете — перемен.

Нет, разумеется, чтобы достигнуть желанной цели и навсегда избавиться от раздражающего соседа, порой придумывались и более элегантные пути. Например, Кавелли уже не раз предлагали принять в дар виллу extra muros — то есть вне стен, причем раз от раза эти предложения становились все роскошнее. Тем не менее он без колебаний отказывался от подарков и собирался точно так же вежливо, но непреклонно реагировать на это и впредь.

Он любил свой образ жизни. Ему сейчас сорок с небольшим, и он в хорошей физической форме, которую поддерживает десятикилометровыми пробежками вдоль Тибра каждые два дня. С недавних пор он полностью отказался от сахара. Иногда к нему на улице обращались люди, которые утверждали, что видели его по телевизору. Долгое время это сердило его, тем более что он давно избавился от телевизора и даже не представлял, что там сейчас показывают. Потом выяснилось, что его путают с Жераром Филипом.[9] Кавелли посмотрел фотографии актера и вынужден был признать, что ошибки вполне оправданны, если только исключить то обстоятельство, что Жерар Филип уже умер, причем довольно давно.

Внушительная сумма, которую пять веков назад вручили предку Умберто, теперь лежала на счету Института религиозных дел, больше известного как Банк Ватикана, — и выросла до астрономического размера, благодаря обычным банковским и сложным процентам.[10] И Кавелли, равно, как его предки и потомки, мог совершенно не беспокоиться о своем материальном благополучии, спокойно наслаждаясь жизнью. Его интересы сводились в основном к путешествиям и исследованиям, связанным с историей папства. Изучать жизнь святых отцов начал еще его дед, потом продолжил отец, и эта работа досталась ему в качестве своеобразной части семейного наследства.

Кавелли занимался этим уже в течение девяти лет и теперь дошел до четырнадцатого тома. Иногда его спрашивали, не странно ли это — исследовать Ватикан, живя в нем, на что он удивленно поднимал брови и парировал, что это не более удивительно, чем французу заниматься изучением Франции. Тем более что из-за своего особого положения он гораздо лучше понимал многие тонкости жизни города-государства, чем историки, работающие за пределами Ватикана.

Как правило, он трудился по шесть часов в день. Четыре из них он посвящал собственным исследованиям, изучая понтификаты периода между современностью и правлением Александра VIII, вступившего в должность в 1689 году. Правда, секретные папские архивы обычно становятся доступны историкам лишь через несколько десятилетий после кончины очередного папы. Так, в настоящее время открыли все документы, касающиеся Пия XII.[11] Но на Кавелли эти правила не распространялись. Он имел неограниченный доступ даже в секретный архив Ватикана, что давало ему неоспоримые преимущества перед коллегами. Оставшиеся два часа ежедневного рабочего времени он посвящал тому, чтобы отредактировать тексты отца и деда, причем действительно серьезной правки осталось не так уж и много: чем дальше уходишь в глубь веков, тем меньше возможностей узнать хоть что-то новое о тогдашних папах. Изменений требовал скорее подход: его отец, а тем более его дед, смотрели на изучаемые события в большей степени как католики, чем как исследователи.

Кроме того, два раза в неделю Кавелли читал лекции в качестве приглашенного специалиста в «Ла Сапиенца»,[12] старейшем университете Рима, за что назначил себе чисто символическое жалованье в один евро, поскольку вовсе не желал знакомиться с итальянскими налоговыми органами. В этом состояло еще одно преимущество жизни в Ватикане, где налоги отсутствовали. Когда его спрашивали, зачем ему вообще понадобилось преподавать, коль скоро это не приносит заработка, он неизменно отвечал, что учится у своих студентов больше, чем они у него. Некоторые люди подсмеивались над ним, считая такой ответ шуткой, но он был абсолютно серьезен. Дискуссии со студентами — он сам выбирал тех, кому позволено участвовать в его семинарах, — помогали ему упорядочить мысли.

— Синьор Кавелли!

Он с тревогой взглянул на сестру Фелицию, которая подошла к нему уже совсем близко. Она была старшей сестрой монастыря Матер Экклесиа,[13] который устроил в ватиканских садах папа Иоанн Павел II. Единственная задача сестер состояла в непрестанных молитвах за папу и папскую курию. Их жизнь проходила в покое и созерцании. Но сейчас казалось, что сестра Фелиция не в себе. Задыхаясь, она ухватила Кавелли за рукав пиджака.

— Неужели вы еще не знаете, что случилось?

Он покачал головой. Какое-то смутное предчувствие говорило ему, что он и не хочет этого знать.

— Его высокопреосвященство кардинал Фонтана… Он… он… — она уставилась на него широко распахнутыми от волнения глазами, не в силах больше вымолвить ни слова.

V

Новость непрерывно крутили почти по всем телеканалам: «Мертвый кардинал в пустыне Негев». Кавелли вместе с сестрой Фелицией и еще шестью монахинями стоял в телевизионной комнате монастыря Матер Экклесиа, переключая каналы пультом дистанционного управления, пока не добрался до Си-эн-эн, где репортаж только что начался. Из того, что было известно на данный момент, складывалась следующая картина: около девяти часов назад, совершая плановый объезд пустыни Негев, израильский военный патруль наткнулся на брошенный автомобиль «Джип Ранглер». При осмотре машины было установлено, что топливный бак пуст, запасная канистра с бензином отсутствует, при этом ключ находится в замке зажигания. В ходе поисковой операции с использованием вертолета в двух километрах от машины было обнаружено тело кардинала. Проведенное вскрытие