Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заболот притихал, нашаривая глазами новый поворот темы.
— Подобное было только во Вьетнаме. Но и там зайцы не позволяли себе таких мерзостей. До чего дошло. Зайцы требуют равенства, гражданских прав и чтоб браки разрешили между зайцем и белой женщиной. Хуже всего, что Гринпис — за. Говорят, от них волонтеры воюют на стороне зайцев. Но австрало-канадцы — молодцы, наши парни. Огнем и мечом, огнем и мечом. И, понятное дело, картечью.
— Кроме того, — Заболот спускался до шепота, — наши уже там. А наших вы знаете. Наши — это звери. Конечно, никто не афиширует. Зачем? Но народ знает. Народ — сила неимоверная.
Бутылки пустели, начинался закат. Заболот, по мере говорения, становился все более меланхоличен и суров.
— Тяжелее всего полукровкам. Ты представь, Вася, — обращался он к собутыльнику, — каково тебе, если ты полузаяц-получеловек?
Васю крепко кренило, но он пытался представить.
— Представил? То-то. Внешне, вроде, и пух, и лапы толчковые, но росту в тебе человеческого метр семьдесят. И по-русски говоришь отлично, но из любого бара тебя вышвырнут, потому что какого хера! Зайчатиной от тебя несет, да и баб от тебя прятать надо. К тому же глаза красные, на завтрак — морковка, на вечер — капуста. Словом — бред. Ты переживать начинаешь. Оно и понятно. Душа-то у тебя — отцовская, Васек, так ведь? Вот. Но пух-то, пух с тебя летит, и задние лапы — толчковые. Что делать? Ты знаешь, Васек, что делать?
— Нет, — отвечал стеклянный, но честный Васек.
— А в ситуации войны? — закручивал гайки Заболот. — У них же, мы с тобой знаем прекрасно, война грохочет по проселкам. Нивы горят. Смерть и страх. Страх и смерть. За кого ты? — кричал на Васю Заболот. — Ты, ты — псевдозаяц и недочеловек, отверженное существо с белым пухом и задними толчковыми, ты на чью сторону встанешь в грозовых раскатах войны?!!
Вася, молодой штатный слесаренок котельной № 8 дачного городка «Прудистое», качал головой и плакал.
— Нет, ты мне это прекрати, — упрямился Заболот, — плакать за тебя будет твоя мать-зайчиха. Перед тобой лежит выбор, страшный, но неминучий: австрало-канадцы, которые тебя будут презирать, или зайцы, которые тебя будут ненавидеть?!
Заболот останавливался, закуривал, разливал и делал новую затяжку.
— Вот так, Вася… Именно так… Да ты не плачь… Ну не заяц ты, не заяц. А я говорю — не заяц. Успокойся, Василий, ты — не заяц… То есть как это кто? Человек ты, Вася, человек. Не сомневайся. Серьезно. Был бы заяц — ел морковку. Согласен, ешь. Но мало. Да, мало. А глаза у тебя от водки красные. Дня три не попей, сразу побелеют. Точно.
В сторожку у въезда в «Прудистое» вплывали сумерки. Туман от близких болот медленно лез по равнине. Чиновник Майский спал в углу на кушетке, и завтра ему будет очень и очень плохо.
Заболот обнимал Васю, брал ружье, и выходили они из сторожки на воздух.
— Ты, Вася, одно пойми, — устало договаривал Заболот, нащупывая ногой тропинку, — в Африке живут не только японцы…
Белоголов
— Мне гадалка в детстве нагадала, — рассказывал Заболот, — будто я от медведя помру с белой головой. Ну, понятно, есть медведи целиком белые. Так это другое. Мой должен быть сам по себе бурый, причем больше к черному. А вот голова у него — это то, по чем я его узнаю.
— Да таких не бывает, — говорил Вася недоверчиво, — точно говорю, — нет таких.
Заболот бросал косу, клал точило в карман.
— Ну садись, покурим… В чем ты, Вася, всю жизнь ошибался, так это в медведях. Поехал я как-то по молодости за золотом в тайгу. Удалой я был и отчаянный. Приехал на место, а там от станции далеко, километров пятьсот. Взял ружье — пошел.
Шел неделю, другую, запалил костер. Сальца нарезал, картошки напек, выпивку достал, в общем — все как положено. Уже весь на ужин настроился. А как раз завечерело. Да вдруг слышу — кто-то ломится по лесу. Думаю: видимо, геологи. Их в тех местах тогда целыми экспедициями носило.
— Да ну? — говорит Вася.
— Точно тебе говорю. Оленей пасли, мед гнали по пасекам, промышленно шишки получали, а все потом директории за водку, патроны и деньги сдавали. Сдаст такой геолог партию шишек, и в салун. В салуне же водка, бабы, накурено — страсть. Регтаймы играют, джаз по-нашему. В общем, этот Джонни после своего леса зайдет и сразу охреневает. Случается, что и все деньги за ночь спустит. А как тогда к своим в лес идти? Совестно. Вот и ходит такой геолог-одиночка по лесу без пары. Его все живое боится в тайге… Ну так сижу я, значит, у костра. И вдруг вываливает из лесу…
— Геолог, — напрягается Вася.
— Нет, — говорит Заболот, — медведь. Тот самый, с белой головой.
Заболот тушит окурок, встает, берет косу и достает точило. Трогает лезвие рукой.
— Ты гляди, затупилась. А ведь недавно правил.
— Ну а дальше? — просит Вася.
— Дальше, Вася, бой был. Я с медведем бился.
— Ну, и кто кого?
— А никто никого, Вася. Силы были равные. Ты становись за мной, в обратку погоним. Нам до вечера управиться надо.
— Да как же вы дальше?
— Да как, — задумывается Заболот, — договорились после встретиться, когда времени больше будет.
Колыбель
На дачах повесился учитель письма.
Снимать пригласили Заболота. Ну, значит, пришел, посмотрел.
— Высоко, — говорит, — повесился. Стремянку ставить надо. Так не достану.
Принесли стремянку. Налили Заболоту стакан водки.
— Нет, — говорит, — пить после будем, как вниз спустимся. А сейчас — на облака.
Залез на стремянку вровень с учителем. Задумался.
— Если веревку резать — вниз упадет. Вы не удержите. А так не снять — хорошо затянуло.
— Удивительно, — говорят снизу.
— Чего удивляться, — толкует Заболот, — веревка — шелк, и мыло в доме было, а стерва Клавка к хахалю ушла.
— Лидия, — поправляют снизу, — Лидия зовут жену. Второй год на сторону ходила. Вот и доходилась.
— Зараза, — сказал Заболот и слез вниз. — По морде бы ей этим покойником. Ну, что делать будем? Васю надо звать.
— Так он в городе до вечера, — говорят, — уехал.
— Ну что же, — сказал Заболот, — будем висеть до вечера.
— Как до вечера? — заволновалась округа. — Разложение и вообще.
— Кто сказал? — засуровел Заболот. — Он что, по-вашему, внизу разлагаться не будет?
— Но мухи же, — ответили снизу.
— Да — мухи, — согласился Заболот. — А мы его марлей, как таранку, обвяжем. Повисит.
Вечером пришли с Васей. Народ зачем-то собрался. Лидия в доме кричит.
— Вот, Вася, — говорит Заболот, — это явление называется смерть.
Сняли. Положили. Вышли