дом и конюшню. После дождей горело хреново, да и бензин, видимо, был не до конца бензином.

По дороге зашагал быстро, подробно всматриваясь в архитектуру лежащих под ногами пространств.

— Куда едем? — спросил человек из машины.

— В Рим, — сказал Заболот, — мне к Феллини, на съемки.

— Артист, что ли? — удивленно проговорил извозчик молока и дернул рычаг передач.

О Николае

Мокрые берега

Николай не верил дуракам. Поэтому, должно быть, не огорчился, когда жена от него ушла в очередной и последний раз.

— Не может быть, — сказал он в колодец, вытащил ведро воды и вылил себе на голову.

До самого вечера собирал в мешок ежиков, а принесши их домой, взял и высыпал посреди хаты.

— Ищите, — сказал он им, — здесь где-то было счастье.

Ну, ежики, они что. Оклемались и врассыпную. Сел Николай на кровати, голову обхватил, глаз наружу выставил и горьким голосом пропел:

Нету здесь, нету здесь ни фига,

Мокрые, мокрые берега.

Сократ

— У Сократа тоже была жена, — рассказывал Николай участковому. — Между прочим, неплохой ведь был философ.

— Неужели, — ответил участковый.

— Что ж, — переменил тему Николай, — несите цикуту, падре.

— Я тебе сейчас дам падре, — пообещал участковый.

Пьяный Николай заснул. Через две недели, вернувшись в дом, он продолжал думать о Сократе.

— Вот, — как-то ночью сказал он в темноту, — поговорить нам просто надо, чего маяться?

— Говори, черт с тобой, — сказал Сократ, — я послушаю.

— Ладно, — попросил Николай, — только, слушай, ты сядь, не торчи, как колокольня, мне, видишь ли, думать легче будет.

Отражения в кадке с водой, когда летела паутина, а по небу бежали тучи

— В саду, под яблоней, мой стол молился Богу, — говорил Николай. Лопата входила в грунт, как в масло, как в Бога душу, думал Николай, закапывая в землю Псалтырь.

Сосед Федяй попросил позаботиться об озимых.

— Озимые, — говорил Федяй, доставая из-под стола вторую емкость, — гибнут. Ты посмотри, милый, корова у меня в том году отелилась. Захожу к ней давеча в стойло, а она серебреная вся стоит. Я тебе скажу, чуть сам не поседел. Нет, положительно же можно утверждать, что озимых не будет.

— Так надо о них позаботиться, — задумчиво предложил Николай.

— Во-во, — зажегся Федяй, — надо что-то такое, но чтоб по закону.

— По закону, Федяй, ты на своей корове жениться должен, а озимые мы с тобой спасем в совершенно другом смысле.

Воткнув в землю лопату, Николай склонился над кадкою, в которой собрался последний дождь. Воды попить. Ведь горло пересохло. Да и в глазах потемнело. И увидел Николай в кадке счастливую жизнь.

Христос с тобой

— Где двое соберутся во имя мое, — читал Николай, с трудом разбирая написанное, — там и я между вами. А ведь славно, — сказал Николай.

— Правда, — ответил Сократ, — только нас ведь с тобой не двое.

— Ну а сколько, по-твоему? — обиделся Николай.

— Сколько, сколько! Я думаю, что необходимое количество.

— Да и то, — согласился Николай. — Я вот за молоком к тетке Верке нынче ходил. Так что, думаешь, она мне сказала?

— Кто? — спросил Сократ, — Верка? Это та, у которой в огороде старые сливы?

— Ну а какая еще? — сказал Николай. — Она и есть, Верка-молочница. Так вот. Пришел я к ней с бутылкой и говорю: мол, молока дай, тетка Верка. Мне в бутылку, грамм триста. Задумал, — объясняю я ей, — позавтракать, а молока нет. Вот беда. Она взяла бутылку и мигом вернулась с ней, с полной, значит. Я беру бутылку, а ведь и неловко все же, денег-то у меня, сам знаешь.

— Ну, — говорит Сократ.

— Ну, я ей и говорю, что, может, помочь чем-то, у меня орехов полный огород, да и лопата немецкая, а еще где-то валенки на чердаке, практически новые, если я все правильно помню. Бог с тобой, говорит Верка, Бог с тобой, милый. Понимаешь, в чем дело, Сократ. «Милый» она сказала.

— И что? — сказал Сократ.

— А то, что как сказала она это, я так почувствовал, что больше никого в мире и нет.

Не грусти, Колька

Ходил как-то Сократ по морозу бутылки сдавать. Холод, прямо скажем, невероятный. В мире полное обморожение, вплоть до гангрены. Пришел в магазин, а там очередь. Пока выстоял, пока туда, сюда. Потом же отовариваться надо. Короче, когда в обратный путь пустился, стала такая неохота идти, что не передать.

Сел Сократ в сугроб возле самого своего дома, ноги вытянул. Сказал:

— Ух.

Дом ему свой видно было распрекрасно, настроение появилось отличное.

— Мы приятно провели время, — сказал Сократ подходящему откуда-то сбоку Николаю, — просто великолепно.

— Не знаю, — сказал Николай, — все может быть.

— Да брось, Колька, не грусти, — обнадежил Сократ, — эти дни останутся в веках. Хорошо, что без спешки все прошло. Опять же на свежем воздухе.

— Нам письмо пришло, — сказал Николай, — пойдем, почитаем.

— Да ну его, — рассмеялся Сократ, — не время сейчас для корреспонденции.

— Но почерк ее, — задумчиво сказал Николай.

— А конверт, — спросил Сократ, — конверт — чей?

— Забавно, — сказал Николай, — мороз стоит, а мы сидим. И суда нет так долго. Почему нет так долго суда? Когда же, Сократ, появятся судьи?

О Власе

«Куяльник»

С похмелья купил Влас себе «Куяльник». Цитрусовый. Попить и вообще. Пришел на работу. На ступеньках его шеф встречает и говорит:

— Что ж ты, Влас, хлоп тебя по голове, на работу опаздываешь?

Влас наморщился и говорит:

— Ну черт его знает. Шел на работу, а тут «Куяльник». Вчера же воскресенье было.

Задумался шеф и спрашивает:

— А не суббота?

— Нет, ну как же суббота, мы по воскресеньям дома сидим.

— В самом деле, — говорит шеф, — дома. Ну да Бог с ним. А что «Куяльник»?

— Вода, — томно сказал Влас, — вода и вообще.

— С газом? — спрашивает шеф.

Влас посмотрел на бутылку и говорит:

— Не видно, но я бы не стал.

Шеф тоже посмотрел на бутылку и говорит:

— Я бы тоже не стал, и потом вот что я тебе, Влас, скажу. Пиджак у тебя одет навыворот.

Посмотрел Влас на пиджак и наморщился.

— Хлоп меня по голове, — говорит, — это ж надо так на работу идти, что пиджак выкрутился.

— Да, Влас, — согласился шеф, — это ты за «Куяльником» пребывал в спешке, но теперь изменись, чтобы одежда в тебе согласовалась.

Конечно, тут Влас и пиджак заново взворотил, и носки с галстуком из кармана достал и надел.

— Вот, — оценил шеф, — теперь я тебя вижу, а то было не узнать: босиком и с «Куяльником». Фигня какая-то.

— А ботинки