– А как же! Один полуиспанец по имени Юлиан. Но мне онне понравился.

– А кто-нибудь понравился?

– Да нет, откуда?

Бабушке не стоит говорить про свои чувства, она слишкомблизко к сердцу все принимает, а тут и говорить-то не о чем. Увидела мужика какбудто на телеэкране. Он был так же недоступен, как Пирс Броснан или РутгерХауэр.

Утром Лиза опять поехала в сторону ветлечебницы, но сегодняникто там машину не ловил. К рынку, что ли, податься? Взять какую-нибудь теткус тяжелыми сумками? Или лучше подождать? Но тут впереди она увидела женщину,которая ловила машину. Лиза затормозила возле нее. Это была молодая девушка,очень дорого и элегантно одетая. Она наклонилась к приоткрытому окну:

– В Переделкино отвезете?

– В Переделкино? – ахнула Лиза, не имея понятия,сколько это стоит.

– Сто баксов!

– Садитесь!

– Если подождете меня там полчаса и отвезете обратно,сто пятьдесят.

– Годится.

У девушки был приятный, мелодичный голос, и вся она быланежная, красивая, и пахло от нее волшебно. Лиза и сама любила хорошие духи, ноэто был аромат не столько духов, сколько какой-то другой жизни…

– Вы не боитесь брать пассажиров? – спросиладевушка немного погодя.

– Я не всех беру, вы мне страха не внушили. И потом,сто пятьдесят баксов на дороге не валяются.

– Вы так подрабатываете?

– Нет, сейчас это мой основной заработок.

– Понятно.

Девушка достала из сумки мобильник:

– Васенька, я уже еду! Выезжаем на Кутузовский. У менябудет максимум сорок минут! Целую!

Лицо ее порозовело, она мечтательно закрыла глаза.

К любовнику, что ли, едет? – подумала Лиза. Круто, засорок минут удовольствия сто пятьдесят баксов! Повезло мужику, такая красотка…Кстати, она не столь уж юная, ей лет двадцать семь, не меньше. Но хороша…Интересно бы на любовника взглянуть, кому такая краля досталась. Если она ненадует и заплатит сто пятьдесят баксов, то сегодня будет хороший день, я успеюеще что-нибудь заработать.

– Извините, вы не возражаете, если я радиовключу? – спросила Лиза.

– Да ради бога, только не очень громко… Лиза тихоньковключила радио «Шансон».

Там Макаревич пел ее любимую «Птицу цвета ультрамарин».

– Какая прелесть все-таки, – сказаладевушка. – Обожаю Макаревича!

– Я тоже, особенно эту песню.

– Нет, я многие люблю… – Девушка достала из сумочкималенькую жестяную коробочку. – Хотите леденцов? Попробуйте, оченьприятные… – предложила она. – Как ни странно, они хорошо утоляют жажду.

– Спасибо, – сказал Лиза и взяла несколькокрохотных желтых леденчиков.

– А как вас зовут? – спросила девушка. – Меня– Беата.

– А меня Лиза.

– Моя мама была помешана на Беате Тышкевич, знаететакую польскую актрису…

– Да, конечно, знаю, красивая женщина…

– Лиза, а это ваша машина?

– Моя.

– Вы хорошо водите… Меня иной раз укачивает в машине, авы совсем не дергаете, так плавно она у вас идет…

Слышать похвалу ее водительским способностям почему-то былоочень приятно. Да и вообще Беата ей нравилась.

А какие у нее красивые руки! Длинные, тонкие пальцы,безукоризненный маникюр. Интересно, почему она сама не водит машину, навернякаденьги у нее есть. Лизе всегда было интересно побольше узнать о незнакомыхлюдях, не столько из праздного любопытства, сколько из желания составитьмысленный психологический портрет… Этому ее учил Саша, блестящий журналист. Онвладел этим искусством в совершенстве, несмотря на молодость…

– А вы сами не водите машину?

– Нет, мне не хочется, в Москве такое ужасное движение…Надо иметь железные нервы…

– Это факт, – улыбнулась Лиза. – А вон иповорот на Переделкино. Вам куда?

– В писательский поселок, знаете?

– Конечно.

За городом было еще довольно много снега, но в воздухе ужечувствовалась весна. Окошко у Лизы было приоткрыто.

– За мостиком налево, потом направо, еще разналево, – командовала Беата. – Все, приехали. Лиза, вы менядождетесь?

– Обязательно.

– Прекрасно. Тогда через сорок минут посигнальте мне,ладно? – Она залилась румянцем, отчего стала еще красивее.

А к калитке уже спешил мужчина в тельняшке и кожанойжилетке, с полуседой бородкой. Его лицо показалось Лизе знакомым. Навернякакакой-то писатель, кажется, я видела его по телевизору. Он был чуть-чуть нижеБеаты, которая, никого не стесняясь, прильнула к нему, а он поспешно увел ее вдом.

Любовь, подумала Лиза. А ведь он старше нее лет на двадцать,не меньше. Ну и что? Я в такого не могла бы влюбиться… А хочется, черт побери…Я давно не влюблялась. Но в такого – никогда. Вот Сметанин – другое дело. Но онна меня и не взглянул. Ну и черт с ним. При воспоминании о красивом адвокатезаныло сердце. Ничего, пройдет. Мне негде его увидеть. Я не знаю, где он живет,где работает… А может, спросить Адку? Да нет, она только посмеется надо мной.Эх, может, и в самом деле поехать в Австралию, завести роман со вдовым РоемШелли… Красиво, черт возьми, звучит – Рой Шелли, куда красивее и романтичнее,чем Алексей Сметанин, между прочим. Выйти замуж, забрать бабушку и уехать, кчертовой матери, в Австралию, там кенгуру, коалы, утконосы и деревья с белымипопугаями, а еще океан, солнышко… И никакого чертова телевидения, никакогошефа, невоспитанного, наглого придурка… Сидит в своем кресле, раскорячившисьтак, что видно потные подмышки, а как разговаривает с людьми… И все ведь отнеуверенности, от сознания того, что занимает не свое место… Как его моглиназначить на этот пост? У нас же была интеллигентная, дружная команда, и вдругэтот придурок. Не у нас, уже не у нас, с горечью подумала Лиза. Она вылезла измашины. Какой воздух! – и ведь совсем рядом с Москвой, да что там, это ужепросто Москва, а воздух другой. Весна, весна, пора любви… Вот что значитбезработица! Уйма свободного времени – и сразу мысли о любви. Годы-то уходят, алюбви нет… Хотелось бы знать, почему Беата только на сорок минут сюдапримчалась? Трахнуться, и назад? Интересно, она замужем? Наверняка и мужревнивый как черт, какой-нибудь «новый русский» с огромным состоянием и неменее огромным пузом… Они любят таких нежных, прекрасных женщин и могут себеэто позволить. А тут писатель, интеллектуал, хотя за сорок минут вряд ли можноуспеть трахнуться и насладиться интеллектом…

За этими грустными размышлениями Лиза и не заметила, какпролетело время. Она посигналила.