— Попалась, милочка… — Ее длинные пальцы извивались, словно черви.

— Елена Леонидовна, — в ужасе закричала я, — вы кто?!

— Я доктор Гро — об!!! — дико захохотала она.

И все в таком роде. Как я со страху не умерла, до сих пор удивляюсь.

Проснулась я от того, что кто — то легонько тряс меня за плечо. Я открыла глаза. Рядом со мной стояла стюардесса.

— Мы уже в Париже, — улыбнулась она. — Пора выходить.

И я вышла.

Быстро миновав таможенный и паспортный контроль, я направилась к стоянке такси. И, как учил майор Глотов, сказала таксисту фразу по — французски: «Ресторан „Жареный петух“, — а для пущей надежности помахала руками и два раза прокукарекала.

— Да понял я, — ответил таксист по — русски, и мы поехали.

В Париже была весна.

За окнами мелькали красочные витрины магазинов, мчались потоки машин, цвели каштаны, гуляли парижане… Неужели я действительно в Париже?! С ума сойти!

Справа показалась Эйфелева башня. А слева я увидела вывеску с русской надписью „Жареный петух“. Между первым и вторым словом сидел нарисованный жареный петух на вертеле и весело улыбался. Чему уж он так радовался?..

…В зале почти никого не было. Так, пара — тройка человек по углам. Я села за столик у окна. Ко мне тотчас подскочил официант в алых шароварах и белой рубахе навыпуск.

— Чего — с изволите, мадемуазель? — спросил он.

— Борщ, — сказала я. — Две порции.

Я задумалась. Насчет тарелок майор Глотов инструкций не давал. Хотя, если рассуждать логически, не будет же резидент заглядывать в тарелку, прикидывая на глазок — одна там порция или две.

— Нет, две тарелки борща, — твердо ответила я.

— На второе чего изволите?

— Ничего.

— Пить будете?.. Имеется русская водочка.

Я чуть со стула не свалилась. Вот так ресторанчик — школьницам водку предлагают! И уже хотела чего — нибудь сострить на этот счет, но вовремя прикусила язык, вспомнив, что выгляжу далеко не школьницей. Поэтому как можно вежливее сказала:

— Благодарю, любезный, я лучше борщичка похлебаю.

Когда официант принес две тарелки борща, я снова стала в тупик: есть сейчас или подождать резидента? А то, чего доброго, увидит одну тарелку полную, а другую — пустую и подумает, что это провал. Вздохнув, я с сожалением отложила ложку в сторону.

И тут ко мне подсел мужчина. Лет сорока с хвостиком. Он заказал себе курицу — гриль и графин водки. Когда ему принесли заказ, он с такой жадностью набросился на бедную курицу, будто не ел лет двести. А я сидела напротив и глотала слюнки.

Обглодав курицу до самых костей и выпив водки, мужчина вполголоса произнес:

— Морская свинка Афанасий.

Меня прямо зло взяло. Сам налопался до отвала, а теперь пароль говорит.

— Влюбилась в свинку дядю Васю, — мстительно ответила я.

Резидент аж вспотел.

— Что вы сказали? — напряженно спросил он.

— Пошла и утопилась в квасе.

— У — уф, — резидент вытер платком лоб. — Я уж думал, провал. Вы что, пароль забыли?

— Нет, просто решила пошутить.

— Что вы себе позволяете! — зашипел он. — Это секретная работа, а не шуточки. — Потом немного успокоился и заговорил нормальным голосом: — Я сейчас выйду на улицу, через пять минут вы тоже выходите. Встретимся за углом.

— Нет уж, — живо возразила я. — Вы курицу слопали?.. Слопали. Теперь моя очередь подкрепиться.

И я наконец — то принялась за свои борщи. Настроение мое мигом улучшилось.

— так вы и есть Ф—17? — из любопытства спросила я.

— Ф—17 — наш суперсекретный агент. А меня зовут Жан Тряпье.

— Вы француз?

— Нет, я русский, — нехотя ответил он. — Из — под Вологды. Настоящее имя — Иван Тряпкин.

— А здесь, в Париже, чем занимаетесь? — не унималась я. — Шпионажем?

— Послушай, дорогая, — взорвался Тряпкин, — не слишком ли ты много вопросов задаешь?!

— Тс — с—с, — приставила я ложку к губам. — Нас могут услышать.

Тряпкин перешел на шепот:

— Завтра мы встречаемся с господином Сундзуки. Человеком — мутантом. Он умеет читать мысли и проникать в глубинное подсознание. По твоей фотографии ему…

Я перебила:

— Выходит, это вы свистнули фотку?

— Какую фотку?

Я рассказала о пропавшей фотографии.

— Это работа доктора Гроба! — возбужденно вскочил он со стула. — Значит, ему тоже удалось выйти на господина Сундзуки. Нельзя терять ни секунды. Едем!

Господин Сундзуки оказался мне по колено — крошечный карлик с малюсенькими ручками и ножками.

— Тебя зовут Эмма Мухина, — пропищал он. — Ты русская. Учишься в седьмом классе московской школы № 324. Двоечница, лентяйка и прогульщица.

"Последнее мог бы и не говорить", — подумала я.

— Не перебивай меня! — нервно закричал господин Сундзуки. — Тебе в подсознание заложена секретная информация. Думай об этой информации! Думай!.. Думай!

Легко сказать — думай. Но как можно думать о том, чего не знаешь? Вот о зефире в шоколаде я могу подумать. И перед моим мысленным взором поплыла большущая коробка зефира.

— Сейчас же перестань думать о зефире! — затопал ножками мутант.

— Но я его очень люблю.

— Мсье Тряпье, — обратился господин Сундзуки к Тряпкину, — смойте с ее лица этот дурацкий грим. Он мне мешает работать.

Мы прошли в ванную.

— А откуда он знает русский язык? — спросила я.

— Он же мутант, — ответил Тряпкин. — А мутанты все знают.

В ванной я вымыла лицо, расчесала волосы и снова превратилась в саму себя.

— Вот это совсем другое дело, — одобрил господин Сундзуки, когда мы вернулись. И опять уставился на меня немигающим взглядом. — Думай об информации! Думай!.. Думай!

Тряпкин, чтобы не мешать, удалился за дверь. Мы просидели часа полтора, неустанно пялясь друг на друга.

— Мсье Тряпье! — наконец позвал мутант.

— Ну? — заглянул в комнату Тряпкин.

— Баранки гну. Ничего не получается.

— Вы же говорили, что с живой девочкой должно получиться.

— Мало ли что я говорил. Видно, информация заложена очень давно. В раннем детстве.

— И что теперь? — уныло спросил Тряпкин.