Вот как это у нас получается: из семян серых арбузов, собранных в серый день и посаженных тоже в серый день, почти всегда вырастают серые арбузы.

На самом деле все очень просто. Вот как меняются цвета дней и арбузов:

Понедельник: красные арбузы.

Вторник: золотые арбузы.

Среда: серые арбузы.

Четверг: черные беззвучные арбузы.

Пятница: белые арбузы.

Суббота: голубые арбузы.

Воскресенье: коричневые арбузы.

Сегодня был день серых арбузов. Мне больше всего нравятся четверги — дни черных беззвучных арбузов. Когда их разрезаешь, они не издают ни звука, а на вкус очень сладкие.

Из них хорошо делать вещи, у которых нет звуков. Я помню человека, который делал из черных беззвучных арбузов стенные часы, и они получались совсем тихими.

Этот человек сделал шесть или семь часов, потом умер.

Такие часы висят теперь над его могилой. Они висят на яблоневой ветке и качаются на ветру, который всегда дует вдоль реки. И конечно, они теперь показывают неправильное время.

Когда я стал надевать башмаки, проснулась Полин.

— Привет, — сказала она, протирая глаза. — Ты уже встал. Который час?

— Почти шесть.

— Нужно идти в Смертидею готовить еду, — сказала она. — Ну-ка поцелуй меня и скажи, что ты хочешь сегодня на завтрак.

Мы возвращаоись в Смертидею, держась за руки. Руки — это отличная вещь, особенно по дороге домой после любви.

В Смертидее я сидел на кухне и смотрел, как Полин растирает масло для моих любимых пирожков. Она высыпала в глубокую синюю миску муку, яйца, еще кучу всякой всячины, а теперь растирала масло огромной деревянной ложкой, казавшейся слишком большой для ее рук.

На Полин было настоящее красивое платье, волосы собраны на макушке в хвост, и еще по дороге в Смертидею я остановился и сорвал для нее несколько цветков.

Это были колокольчики.

— Может, Маргарет придет, — сказала Полин, — я так хочу с ней поговорить.

— Не переживай, — сказал я, — все образуется.

— Просто… мы с Маргарет были такими хорошими подругами. Ты мне давно нравился, но я никогда не думала, что мы сможем стать больше, чем друзьями. Вы с Маргарет столько лет были вместе. Может, все еще исправится, Маргарет найдет себе кого-нибудь, и мы помиримся.

— Не переживай.

На кухню заглянул Фред, но только для того, чтобы сказать:

— Хмммм — пирожки, — и исчезнуть.

Чарли слопал не меньше дюжины пирожков. Я никогда не видел, чтобы он столько ел, но, кажется, Фред проглотил их еще больше.

Это был хороший знак.

На завтрак еще была целая тарелка бекона, молоко, большой кувшин крепкого кофе и земляника.

Землянику перед самым завтраком принесла девочка из города. Очень хорошенькая девочка.

Полин ей сказала:

— Вот спасибо, а какое у тебя красивое платье… Сама сшила? Наверняка сама, ужасно симпатичное.

— Спасибо, — сказала девочка и зарделась. — Мне просто захотелось принести в Смертидею землянику, я встала пораньше и собрала ее у реки.

Полин положила в рот ягоду и еще одну дала мне.

— Ой, как вкусно, — сказала Полин. — Ты наверное знаешь хорошее место. Мне покажешь?

— Это совсем рядом со статуей брюквы перед входом на стадион, сразу за этим странным зеленым мостом, — сказала девочка. Ей было чуть меньше четырнадцати лет, и она очень гордилась, что ее земляника пользуется в Смертидее таким успехом.

Землянику за завтраком съели всю, а что касается горячих пирожков…

— Пирожки сегодня просто прекрасные, — сказал Чарли.

— Бери еще, — сказала Полин.

— Ну, разве что последний, если остались.

— Еще много, — сказала Полин. — Ты тоже бери, Фред.

— Да? Ну, только если последний.

После завтрака Полин занялась посудой, я поцеловал ее, и мы с Фредом отправились на Арбузные Дела, где он собирался показать мне что-то насчет пресса для досок.

Мы не торопясь брели по дороге под серым утренним солнцем. Можно было подумать, что собирается дождь, но конечно, это было не так. Первый дождь пойдет не раньше 12-го октября.

— Маргарет опять не было, — сказал Фред.

— Да, — сказал я.

Мы встретили школьного учителя, который вел детей на прогулку в лес, и остановились поговорить. Пока мы разговаривали, дели уселись на траве в кружок, словно кучка грибов или маргариток.

— Ну-с, как движется книга? — спросил школьный учитель.

— Хорошо, — сказал я.

— Любопытно будет взглянуть, — сказал школьный учитель. — У вас всегда были способности к письму. Я до сих пор помню сочинение о погоде, которое вы написали в шестом классе. Это было нечто выдающееся. Ваше описание зимних облаков показалось мне тогда очень точным и в то же время непосредственным, с изрядной долей поэзии. Да, я с большим интересом прочту вашу книгу. Можете вы хотя бы намекнуть, о чем она?

Фред между тем скучал. Он отошел в сторону и опустился на траву рядом с детьми. Потом заговорил о чем-то с одним из мальчиков.

— Вы намерены развить свое сочинение о погоде, или книга будет о другом?

Мальчик с интересом слушал Фреда. Остальные дети тоже подвинулись ближе.

— Там будет все подряд, — сказал я. — Очень трудно объяснить. Но когда я закончу писать, вы прочтете ее первым.

— Я всегда верил, что вы станете литератором, — сказал школьный учитель. — Когда-то давно я сам хотел написать книгу, но дети — они отнимают слишком много времени.

Фред достал из кармана штуковину. Потом показал ее мальчику. Мальчик повертел штуковину в руках и передал другим детям.

— Да, я частенько задумывался о том, чтобы написать книгу об учительстве, но при этом был слишком занят тем, что учил писать других. И я горжусь, что один из лучших моих учеников принял из моих рук эстафету и готов сделать то, на что у меня не хватило времени. Удачи, мой друг.

— Большое спасибо.

Фред сунул штуковину обратно в карман, школьный учитель поднял детей, и они отправились в лес.

По пути он рассказывал им что-то очень важное. Я это понял по тому, как он указал сначала на меня, потом на облака, медленно проплывавшие у нас над головами.

Чем ближе мы подходили к Арбузным Делам, тем сильнее чувствовался запах кипящего сахара, который вываривали там в специальных баках. На солнце твердели целые штабеля, ленты и замысловатые фигуры из сахара: красный сахар, золотой сахар, серый сахар, черный беззвучный сахар, белый сахар, голубой сахар, коричневый сахар.