– Нет, Пус, это на меня стрела крана упала. Когда я в цирке работал, мы остановились на пустыре одном. Шатер разбили, то да се. А рядом стройплощадка была, и надо же было посреди ночи одному крану завалиться. Аккурат на шатер лег, никто не пострадал, а мне голову раскроило так, что глаза вывалились…

– Э, Драный, постой, не вся рыба тебе. Мне пять штук оставь.

– Так вот я и говорю, удар был сильный. И это только один случай, а сколько их у меня было, сколько было… Один раз полез купаться. Тоже с цирком проезжали. И купаться полезли в реку-то. Тепло, захотелось освежиться. Так всем ничего, а я с моста прыгал и угадай, на что напоролся?

Кот со скучающим видом зевнул.

– На бронзовый памятник королю! Спрашивается, вот что он делал там, в воде… Главное, прыгали все, а напоролся я. И башкой-то опять напоролся. Опять череп мой лопнул, а внутрь воды налилось… А ты говоришь…

Мидун, в большей степени занятый своими мыслями, пробубнил:

– Там фугу сверху была, видел?

– Видел, Пус, спасибо. Ну, пойду я, мне еще копать надо. И готовить. – Медведь ушел за землянку и вскоре вернулся к своей работе в огороде.

Пус Мидун развернулся и зашагал в сторону горы Тучун, которая возвышалась над поселком и была видна из любой его точки. Совсем уже легкий мешок перестал напоминать о себе, и кот погрузился в переживания, которые он испытал сегодня утром. Мысли перепрыгивали от одной к другой, словно играя в салочки, но неизменно возвращались, гонимые ветром воспоминаний, к той полянке, где висел растерзанный кабан. Зрительные образы воспоминаний почему-то были резко обрезаны на уровне роста волка Кабанова, а то, что было выше, не восстанавливалось в памяти. Но кот мог описать это словами, повторяя их про себя. Странное ощущение, скорее, не желания созерцать эту картину, а любопытства, накатывало на Мидуна и окутывало тонкой невидимой паутинкой. Вдруг, ни с того ни с сего, в стройный хоровод мыслей ворвалась эта подлая серая мышь, которая достойна лишь того, чтобы сжечь ее дом и предать забвению ее имя. Барка деловито расхаживала по своей чистенькой кухне и шевелила усами, строго поглядывая на Мидуна. Пус Мидун замахал лапой перед своей мордой, пытаясь отогнать наваждение.

Пройдя центральную площадь поселка, Пус, игнорируя полные страха взгляды редко встречающихся поселенцев, снова осмотрел нависший, словно облако над полем, холм, состоявший из камня и серой сыпучей земли. Вряд ли он был выше двухсот метров, но на фоне окружавших деревню низменностей он выгодно вписывался в здешний ландшафт, пряча закатное солнце, скрывшееся раньше времени за поросшей редким лесом шапкой холма. Отсюда не было видно, что между этими редкими деревцами показывала свой цвет солнцу волшебная трава, которую растил «тучунский дьявол», как называли в народе мистического хозяина горы. Такое прозвище он получил только потому, что нарыл вокруг своих полянок множество узких и глубоких ям, где жители ломали себе конечности, пытаясь подобраться к зелью. Никто не знал точно, как тучунский дьявол выглядел и кем вообще являлся, но все были абсолютно уверены, что с ним ручкается Пус Мидун, раз уж бесстрашно гуляет в тех местах. И тем более никто не догадывался, что маленький больной енот Чумазый в одиночку ведет всю ту деятельность, которую и приписывали дьяволу. Между тем, только они вдвоем хорошо знали гору и не боялись по ней гулять ни днем, ни ночью, изучив все ее мелкие расщелины, углубления, выступы и хитрые повороты. Уже на горе, оказавшись у начала тропы, которая вела прямо к дому Чумазого, кот посреди нее присел отдохнуть – совсем его измотали и рыбалка, и встречи с беседами, и тем более похмелье. В последнее время кот стал замечать, что смертельная усталость стала накатывать внезапно и не оставляла шансов на сопротивление. Он мог ощутить истому, а через минуту лапы отказывались идти, и необходимо было прилечь восстановить силы. Так и сейчас, веки сделались свинцовыми, глаза наливались приятным теплом, как только он их закрывал, и бороться со сном становилось все тяжелее. В какой-то момент Пус прекратил сражение и отдался в теплые объятия глубокого сна. Он рассчитывал поспать десять минут, и после этого податься в гости к другу. Но вместо десяти минут, сон кота занял всю вторую половину дня и продолжался до глубоких сумерек, которые наступали не так и поздно ввиду того, что осень перевалила за середину.

Пробуждение Мидуна вряд ли можно было назвать приятным. Он получил хорошего пинка по почкам и, подняв сонную морду, увидел перелетевшую через него тень. Тишину ночного покоя разрушил звук бьющегося стекла, а за ним – шум падающего тела, покатившегося со склона вниз. Перемешиваясь со звуками гулко стучащих камней, оттуда неслись ругань и крики, которые Пус узнал быстро: Кабанов. Очевидно, он крался этой тропой, но в наступившей темноте не увидел разлегшегося посреди дороги кота, споткнулся через него и улетел со склона горы. Разбираться в деталях Мидун не стал, вместо этого он рванул, сгребая в охапку свой мешок с рыбой, к пещере Чумазого. Оказавшись возле входа в нее, Пус на миг забыл теперешнее приключение, но вспомнил, как получил банкой по башке, а потому подобрал небольшой булыжник и кинул им в темноту пещерного свода. Стука камня не послышалось, зато прозвучал глухой удар, будто тот упал на землю. Кто-то сдавленно ойкнул. Внутри пещеры зажглась керосинка и желтый ядовитый свет очертил полукруглый потолок каменного мешка, его нехитрую обстановку и Чумазого, потирающего ушибленную лапу.

– Камни летают… – он ошарашено пытался понять, откуда в него прилетел этот представитель минерального мира.

Мидун нарочито шумно вошел в пещеру. Казалось, будто енот не особо удивился столь позднему появлению друга, вопрос с камнем интересовал его явно сильнее.

– Ты видал, Пус? Камни откуда-то летят. Тучунщина. А еще полночи какие-то шаги слышны.

– Да это я камень кинул. Я! Успокойся.

Енот подозрительно скосился на Мидуна.

– Вот еще. Зачем это?

– А чтобы ты мне банку в голову не запустил. Слушай, я не по этому поводу пришел. Погоди, дай сообразить…

В еще не пробудившемся окончательно сознании Мидуна спутались события последнего дня. Он вздохнул и попросил попить чего-нибудь. У енота нашлось, кроме заготовленной для варева воды в котелке, немного застоявшегося чая с плесенью, который он предпочел разделить на двоих. Коту досталось пару глотков отдававшей гнилью жидкости, после чего он продолжил:

– Там к тебе Кабанов шел. Но не дошел. Упал, видимо ходить в детстве не научился. Думаю, сегодня и не придет уже. Но ты будь осторожнее, не говори лишнего. Вот тебе еще рыбы немного, поешь.

Енот схватил принесенное угощение и почти сразу расправился с одной рыбиной, так как был очень голоден. Пус, как и в прошлый раз, молча дал еноту насладиться пищей.

– Ты слышал, что с кабаном случилось прошлой ночью? Я туда вот рыбу всю сложу, в угол, потом еще поешь. – Мидун достал и себе рыбешку и начал не спеша смаковать ею, отрезая ножиком маленькие тонкие полоски. – Я как на рыбалку шел, меня Кабанов встретил и допрос устроил с обвинительным приговором. Говорил, что я это все устроил. А кабану там серьезно досталось, я такого ни в жизнь не видывал! Прибило его какой-то силой к дереву, а кишки все выдавлены из него. Короче, страх. Так представь, волчара этот на меня сразу…