Все так: и тяжело с непривычки, и спать все время хочется, и на руках кровавые мозоли, и спина невыносимо ноет после дня, проведенного за прополкой огорода, и до сих пор втайне мечтается о горячей ванне, а не о торопливых омовениях в пронзительно холодном ручье, и чаю хочется настоящего, черного, а не из непонятных травок, которые собирает сестра София, и ночью хочется просто выспаться, а не вздрагивать от страдальческих стонов сестры Агнии и раскатистого храпа сестры Таисии. Все так, да вот только не на ту напали!

За последние четыре года своей жизни Настя видела вещи и похуже, так что нелегким бытом ее не напугать. Ей просто надо привыкнуть. Вот, к примеру, пчелы – боишься ты их, не боишься, а с матушкой Василисой не поспоришь. Велено помогать сестре Софии на пасеке – и будешь помогать, не обращая внимания на опухшие от пчелиных укусов пальцы. А из средств защиты никакой тебе спецодежды, никаких перчаток и шляпы с сеткой, только старый дымарь, дым от которого пчелам нипочем, а вот глаза моментально начинают слезиться. А сестре Софии Настины мучения непонятны, она может голыми руками рой снимать, и ни одна пчела ее при том не укусит. Чудеса! Хотя сама сестра София говорит, что нет в этом никакого чуда, просто пчелы должны к Насте привыкнуть, как привык пес Шарик, корова Зорька и два здоровенных безымянных борова. Сравнила умнейшего Шарика с безмозглыми насекомыми…

А может, и есть в этом какой-то смысл? Как ни крути, а последнее время пчелы Настю стали кусать намного реже, чем раньше. Привыкают?

Сегодня у сестры Софии случилась беда, кто-то разорил ульи, посбрасывал крышки, унес соты. Сестра Таисия предположила, что это медведь, и от предположения этого Насте как-то сразу стало не по себе. Но у сестры Софии на подозрении были другие злодеи – коммунары. Тем более что и следы вокруг развороченных ульев остались отнюдь не звериные, а очень даже человеческие: смятая пачка из-под сигарет и пустая водочная бутылка. Она прямо сегодня собиралась идти к коммунарам разбираться, но матушка Василиса не отпустила.

– Завтра, – сказала, как отрезала. – Скоро ночь наступит. Куда ты по лесу ночью?

– Так с божьей помощью, – сестра София не спешила сдаваться, рвалась в бой.

– С божьей помощью, – фыркнула матушка Василиса. – Вот медведь тебя ночью в лесу задерет, и будет тебе божья помощь. Я сказала – завтра! – она немного помолчала. – Вместе пойдем, а то знаю я тебя, девчонку неразумную.

Сестра София, которой давно уже перевалило за шестьдесят, при этих словах густо покраснела. Настя хихикнула.

– А тебе все веселье, как я погляжу? – матушка Василиса недобро сощурилась. – А ну, марш в погреб картошку перебирать!

Вот так Настя и оказалась в этом подземелье…

Она посмотрела на полную корзину картошки, со стариковским кряхтением встала, пересыпала содержимое корзины в мешок. Надо меньше думать и больше работать, а то так ведь и до первой росы можно не успеть. Наручные часы показывали одиннадцать вечера, а работы еще непочатый край. Значит, с надеждой на то, что удастся поспать хотя бы часов пять, придется проститься. Матушка Василиса разбудит с первыми петухами, а петухи в этой глуши, так же как и сестра София, страдают бессонницей…

Где-то вверху, над головой послышались торопливые шаги, люк, ведущий в погреб, с грохотом откинулся, по хлипкой приставной лестнице проворно спустилась матушка Василиса. Выглядела она настолько необычно, что на мгновение Настя потеряла дар речи. Матушка Василиса всегда радела за строгость и аккуратность в одежде, Насте каждый божий день пеняла за джинсы и бесстыдно выбивающиеся из-под платка волосы. А как же в тайге без штанов, в одной только юбке?! Комары загрызут! Вот Насте и приходилось хитрить: под длинную, до пят, шерстяную юбку, подарок сестры Агнии, надевать джинсы. А сейчас радетельница за порядок и благообразие сама выглядела по меньшей мере странно. Седые волосы распущены, сальные пряди свисают на лицо, длинная ночная сорочка перепачкана чем-то черным, в руках холщевая торба, а в глазах безумный блеск. Настя попятилась, зацепилась ногой за корзину, едва не упала в клеть с картошкой.

– Ты здесь! Слава богу! – Матушка Василиса схватила ее за рукав. – Уходить тебе нужно, быстро!

Сверху послышался грохот, кажется, кто-то пытался открыть запертые изнутри ворота сарая.

– Что происходит? – спросила Настя испуганным шепотом.

– Беда! – Монахиня сунула ей в руки торбу, сама бросилась к тому углу, где стояла бочка с квашеной капустой, смахнула керосинку – лампа только чудом не разбилась, – с немалым усилием сдвинула бочку с места, рухнула на колени, принялась шарить в полумраке по земляному полу.

Шум над головой усилился, среди беспорядочных ударов послышались мужские голоса. Мужские?! Настя торопливо перекрестилась.

– Что стоишь?! Помоги мне! – зашипела матушка Василиса и обеими руками вцепилась в торчащее из земляного пола ржавое кольцо. – Тяни!

Настя повесила торбу на плечо, ухватилась за кольцо. Очень долго ничего не происходило, только от напряжения потемнело в глазах, а потом, когда силы были уже на исходе, кольцо поддалось – перед ними разверзлась черная дыра, из которой дохнуло холодом и гнилью.

Звуки наверху изменились.

– Дверь рубят, ироды, – прошептала матушка Василиса и схватилась за бок.

Только сейчас Настя поняла, что черное пятно на ее сорочке – это кровь…

– Найдешь в Бирюково старосту Игната Морозова… – монахиня закашлялась, – скажешь, что сестра Василиса велела кланяться, передашь вот это, – она кивнула на торбу. – Еще скажешь…

– Матушка…

– Молчать! – прикрикнула монахиня. – Полезай, это подземный ход…

Сверху послышался грохот…

– Не забудь, старосту звать Игнат Морозов. И вот еще, – она сорвала что-то с шеи, протянула Насте, – вот это береги, девочка! Это тебе поможет…

Ответить Настя ничего не успела – матушка Василиса с силой толкнула ее в зияющую дыру. Она упала на что-то твердое, больно ударилась боком, посмотрела снизу вверх на неяркий круг света. В кругу появилась растрепанная голова монахини:

– Настасья, сюда больше не возвращайся. Иди в Бирюково. Людей сторонись…

Голова исчезла, люк с гулким уханьем захлопнулся, оставляя Настю в кромешной темноте…

…Ну вот и все! Кажись, подошел к концу и ее земной путь.

Сестра Василиса из последних сил навалилась на бочку, задвигая ее на прежнее место. Над головой послышался топот – значит, эти уже в сарае, и времени почти не осталось. Ничего, главное, она успела – Господь смилостивится, удастся и Игнату прощальную весточку послать, и девочку спасти. Девочка чем-то на ту женщину похожа, волосы такие же огненные, только глаза другие, обычные. Правильно она сделала, что медальон Настасье отдала. Та женщина, она же не всегда лютая, она ж к тому, у кого медальон, ласковая. Может, и получится девочке добраться до людей, не пропасть в тайге. А Игнат все поймет и, даст бог, простит за то, что она уже в который раз по-своему все решила…