– А что?

– Кто вернуться из боя хочет, тот бреется с вечера. Или бороду отпускает, как наш Иван, – наставительно сказал летчик. – Собеседник указал на старшего лейтенанта, который окладистой бородой больше всего походил на крестьянина, каким его рисовали на плакатах. – Ему бороду начальство носить разрешило за то, что фрица пленного приволок.

– Как приволок? – спросил уже выбривший одну щеку летчик. – В разведку, что ли, ходил?

– Да не, не в разведку. Завязалась у них с «мессером» желтоносым карусель в воздухе. Это еще на Кубани было. Ну, а Игорек, он на «Яке», хрен ты его достанешь. И получилось так, что пропорол он «фрицу» мотор. Тот хотел в сторону уйти, а Игорь его трассами как давай погонять. То справа очередь даст, то слева. Ну, тут «ганс» – лапки кверху, «Гитлер капут» кричит и порулил на наш аэродром. Вот такая, брат, поучительная история…

* * *

Полковник Поддубный стоял у стола с оперативными картами. В штабном блиндаже собрались командиры всех трех эскадрилий и офицеры боевого управления. Всего в полку сейчас насчитывалось двадцать семь истребителей «Аэрокобра». Остальные машины находились в ремонте. Механики из ПАРМ[7] делали все возможное, чтобы вернуть их в строй.

– Товарищи летчики, разведка докладывает, что в районах Орла и Белгорода усилилось движение гитлеровских войск. Партизаны, агентура и воздушная разведка сообщают об усилившейся активности перевозок по железной дороге. На аэродромах люфтваффе тоже отмечается значительная активность.

Поступил приказ штаба Воронежского фронта нанести упреждающий удар по аэродромам противника. Обращаю ваше внимание, товарищи офицеры, что детальной аэрофоторазведки не будет. Из соображений секретности мы будем использовать лишь схемы и планы, составленные агентурной разведкой. Кроме того, на нас будут работать диверсионные отряды парашютистов.

Но завтра, майор Волин, ваша эскадрилья с самого утра идет на сопровождение штурмовиков для удара по фронтовому аэродрому недалеко от Орла.

– Есть, товарищ полковник.

– Первую эскадрилью на воздушное прикрытие линии фронта я поведу сам. Капитан Акимов пойдет во второй половине дня на прикрытие «пешек».

– На сегодня можете быть свободны.

– Есть!

– Александр Владимирович, – обратился комполка к Волину. – Вы – хороший командир эскадрильи, я читал ваше личное дело: награды, представление на звание Героя Советского Союза. Но для майора эта должность мала… Хотя я не могу понять, почему? Вы ведь могли и сами командовать авиаполком.

– Виноват, товарищ полковник. Но я не хотел бы обсуждать вопросы субординации. Я долгое время находился на инструкторской работе, учил молодежь летать и драться. А до этого долго лежал в госпитале с тяжелым ранением.

– Извини, майор. Можешь быть свободен. Жду завтра на инструктаж, потом будет пара вылетов по маршруту со «стариками» для ознакомления с тактической ситуацией. Потом слетаете со мной в паре, я хочу проверить вашу технику пилотажа и молодежь посмотреть в небе.

– Так точно. Разрешите идти, товарищ полковник?

– Идите, вы свободны, майор.

Александр Волин вышел из блиндажа. Рядом собрались на перекур летчики. Где-то за лесом раздались громовые раскаты артиллерийских залпов. В сумеречное небо взвились осветительные ракеты: советские – зеленого цвета, и немецкие – мертвенные, синевато-белые. Прогрохотали пулеметные очереди, сухо протрещали винтовочные – на передовой шел ночной бой. Высоко в небе раздался гул моторов – с нашей стороны. Несколько тяжелых самолетов, по-видимому, бомбардировщиков, прошли в темноте за облаками.

За ужином в летной столовой майор Волин и его летчики расспрашивали пилотов полка об обстановке на фронте, новостях и противнике.

– Противник у нас серьезный, – сказал командир второй эскадрильи капитан Акимов. – Немцы сюда всех асов перебрасывают из тех, кого на Кубани и под Сталинградом в землю не вогнали. Работы на всех хватит, главное – сейчас у нас и самолетов, и пилотов подготовленных хватает! Вы вот прилетели. А, помню, под Сталинградом на один наш «ишачок» по четыре-пять «мессеров» приходилось. Тяжело тогда было…

– А ты под Сталинградом воевал?

– Точно так. Бойня была…

– Я тоже там был.

– Ну, вот видишь, я говорю – бойня! Говорили, что там даже истребители-штрафники воевали. Те вообще – отчаянные парни!

– Да, ты прав…

Летчик-штрафник – воздушный боец, лишенный званий и чести. Крылатое «пушечное мясо» для асов люфтваффе. Александр Волин попал в штрафники из-за того, что не мог всего лишь парой истребителей защитить группу штурмовиков. Несколько «илов» были сбиты гитлеровскими стервятниками. Волин тогда «завалил» двоих, но даже это не уберегло его от сурового приговора.

– так звучал текст Директивы Ставки ВГК от 4 августа 1942 года за подписью Иосифа Сталина[8].

И старший лейтенант Волин, сбивший в одном бою два немецких истребителя, был приравнен к «шкурникам, паникерам и саботажникам». Ну, ничего, главное – оставили крылья! Вместе с другими летчиками-штрафниками он по несколько раз в день поднимался навстречу врагу и бесстрашно вел воздушный бой с превосходящими силами противника. С теми воспоминаниями об огненном, сверкающем трассерами небе над разрушенным, но сражающимся городом он просто не имеет права расставаться…

Вздыбивший шерсть оскаленный волк с горящими глазами был изображен на фюзеляже его «Мессершмитта» Bf-109F-4. А на широком киле, на руле поворота под паучьей свастикой с белой окантовкой были нанесены ряды «Abschissbalken» – «охотничьих меток». Совсем недавно он снова нанес их как знак былых побед. Война наградила его короткие волосы волчьей сединой. Он прошел страшный путь из Jagdgeschwader’а люфтваффе в воздушный штрафбат гитлеровской авиации и обратно. Он пережил страшные ледяные снега Сталинграда. Вшей, которые жрали всех под развалинами советской твердыни. Голод и холод, которые терзали внутренности. Ад – на земле и в небе. И снова стал тем, кем и был, кем должен быть всегда. Werwolf – Оборотень – его позывной. Пилоты-истребители люфтваффе называли этого майора Einzammen Wolf, что значило «Одинокий Волк». Герман Вольф не возражал, он давно считал, что заслужил это имя.