— Удивительная плавучесть, — сделал вывод Ситников, посмотрел на солнце, которое едва просвечивало сквозь плотную стену тростника, и принялся за работу.

Зеленый стебель осоки сочный и мягкий, согнуть и сломать его может ребенок, гораздо сложнее сорвать его — волокна на сломе очень прочные, поэтому их приходилось срезать острой саперной лопаткой. Вадик нагибался, подсекал высокий тростник у самого корня, набирал пучок, который умещался в одной руке, потом выходил из воды и складывал тростник на берег. Один за другим ложились на сырую землю зеленые и желтоватые стебли двухметровой длины. Корни осоки росли под водой в омерзительно-скользком и вязком илистом дне. Вадик с отвращением месил ногами эту грязь, но продолжал работать, в то время как Пузыренко стоял на песчаном берегу и брезгливо морщил нос. Он снова напомнил Вадику пингвина, который топчется на льдине, хлопает себя по жирным окорокам и боится нырнуть в воду, опасаясь острых клыков белого медведя.

— Слушай, Пузырь, это никуда не годится, — не выдержал Вадик. — Почему я должен горбатиться за двоих? Может, ты вообразил себя белым плантатором, а меня своим черным рабом?

— Да какое там… Просто здесь лягушек полно.

— Ты что, боишься лягушек? — удивился Вадик.

— Ну, не то что боюсь… — замялся Пузырь. — В общем, я брезгую. Они мне неприятны. Я их презираю.

— Они тебя тоже. Поэтому не обратят на тебя никакого внимания. Иди работай! — настойчиво произнес Вадик.

Пузырь с чувством невыразимой скорби вошел в заросли тростника и взялся за дело, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не наткнуться взглядом на бесхвостое земноводное чудовище с длинными задними ногами, приспособленными для прыжков. Постепенно он втянулся в работу и забыл о страхе. Сноп желто-зеленых стеблей на берегу стал увеличиваться с каждой минутой.

Внезапно волжская степь содрогнулась от cтрашного крика. Витя стоял по колено в воде и кричал во все горло, не смея пошевелиться. Страх парализовал его, Пузырь застыл с лопаткой в одной руке и с пучком осоки в другой. Над его пупком извивалась отвратительная черная, длинная, как дождевой червяк, пиявка. Она впилась ему в живот и явственно набухала, наливаясь его кровью. Витя то орал во все горло, то беспомощно разевал рот, глотал воздух и снова кричал как резаный. Он покраснел, словно вареный рак, и на его лице не отражалось ничего, кроме страха и отвращения. Казалось, его вот-вот хватит удар.

На крик примчался Дзюба, мгновенно оценил ситуацию, быстро сбегал за джинсами, которые остались там, где он загорал, на бегу вытащил из кармана зажигалку и поднес пламя к хвосту пиявки — кровосос рефлекторно сократил обожженное тело, разжал свои крохотные острые челюсти и упал в воду. Пузырь был спасен.

— Перестань кричать, ведь тебе не больно, — сказал Олег. — Укус пиявки безболезненный, в ее слюне есть обезболивающие вещества. Странно, что ты вообще ее заметил, обычно они напиваются крови и сами отваливаются.

— Мне не больно и не страшно! Мне противно, как вы не понимаете! — воскликнул Пузырь, выходя на берег. — С детства ненавижу змей, лягушек и пиявок — все они скользкие и верткие! Тьфу, гадость!

— Никогда не отрывайте пиявку руками и не отковыривайте ножом, потому что она оставит в ранке свои челюсти, и у вас будет воспаление, — предупредил ребят Дзюба. — Можно капнуть на пиявку одеколоном или йодом или насыпать ей на голову соли, и тогда она сама отвалится. Можно и огнем слегка прижечь.

— Что хотите со мной делайте, а я в эту воду больше ни ногой, — категорично заявил Пузырь. — Там, где есть течение и нету этих мерзких тварей, — пожалуйста, я согласен работать. А в этот отстойник вы меня трактором не затащите! Давайте вы будете собирать тростник, а я начну делать из него лодку. Между прочим, Олег, ты тоже поплывешь с нами, значит, должен помочь. Справедливо?

— Справедливо, — согласился Дзюба. Он взял саперную лопатку Пузыря и стал срезать осоку наравне с Вадиком.

Тем временем Витя принес два мотка капроновой веревки и начал укладывать пучки тростника в один большой длинный сноп, так чтобы стебли как можно плотнее прилегали друг к другу. Длины стеблей было недостаточно, чтобы сделать лодку, которая смогла бы удержать троих. Пришлось удлинять их, связывая между собой в длину. Еще раз внимательнейшим образом прочитав инструкцию, Пузырь взял стебель и расщепил его вдоль на четыре части, но не до конца, а сантиметров на сорок. В развилок он всунул четыре целых стебля и затем повторил эту операцию много раз с другими тростинками. В результате получилось несколько десятков похожих на утолщающиеся сигары пучков размером три метра с лишком. Эти пучки нужно было туго-натуго связать в одну связку. Потом сделать еще одну такую же.

В результате должны были получиться два тростниковых понтона, которые соединялись друг с другом с помощью веревки, и таким образом получалась устойчивая, крепкая и плавучая конструкция. Если бы Витя не "презирал " пиявок и лягушек, он вместе с Вадиком и Дзюбой нарвал бы стеблей. Потом они втроем надежно перевязали бы тростник веревками. Но Вите пришлось работать одному, а это оказалось очень непросто. Сначала следовало крепко затянуть петлей узкую часть "сигары", а затем по спирали обмотать веревкой всю оставшуюся часть.

Витя старался изо всех сил. Держа в зубах конец петли, затягивал ее руками, зубами и даже помогал себе ногами, так что заплывшие жирком мышцы на конечностях вздувались буграми. Пузырь просовывал веревку под левую сторону "сигары", перепрыгивал на правую, вытягивал веревку из-под низа и перекидывал ее поверх связки, затем повторял все снова, и так много-много раз. Через полчаса перед Витей на песке лежал тростниковый конус, плавно переходящий в ровный цилиндр. Это изделие напоминало огромный карандаш, от носа до кормы связанный по спирали одной длинной веревкой. Первый понтон был готов, Пузырь сделал его самостоятельно и очень этим гордился.

Второй понтон путешественники сделали втроем, а потом очень плотно связали две "сигары". Получилась тростниковая лодка с острым носом и широкой кормой, длиной около трех метров и метра полтора в ширину. Она представляла собой вполне симметричную конструкцию, кроме кормы, где стебли торчали, как прутья в венике. Ребята столкнули ее в воду. Лодка вышла такая тугая и крепкая, что совсем не прогибалась на речной волне. Осталось проверить, выдержит ли она трех человек. Осторожно, один за другим путешественники сели на толстые, словно накачанные воздухом, понтоны. Лодка держалась на воде! Она осела всего лишь сантиметров на десять! Вадик и Пузыренко осторожно опустили штыки лопаток в воду и заработали ими как веслами — суденышко послушно поплыло вперед.

— Работает!!! — почти одновременно воскликнули Вадик и Пузырь. Они ликовали.

Вернувшись к берегу, ребята схватили свои камеры и стали снимать друг друга на фоне экзотического средства передвижения, которое они сделали своими руками.

Тростниковое судно шло очень устойчиво, с осадкой не больше, чем у резиновой надувной лодки. Несмотря на то, что у судна не было бортов и брызги часто залетали на палубу (если можно называть палубой две связки осоки), в лодке было так же сухо, как на берегу. Вся вода моментально уходила через тысячи щелей в понтонах. За ребятами плыла Дина на надувном матрасе, она сидела на нем, скрестив ноги по-турецки, и работала саперной лопаткой, как веслом.