— Ошиблись номером, — нашелся муж, тяжело усаживаясь на стул.

«И все-таки так себя вести нельзя», — подумал полковник. Онпохож на улитку, которая заползает в свою раковину и не хочет ничего видеть. Онобязан был подумать об этом еще до того, как к нему обратились с подобнымпредложением, и сообщить все, что ему известно о совместной работе с Савельевыми документах, которые они готовили.

Лякутис закрыл глаза. Он хорошо помнил слова Савельева,произнесенные в дождливый мартовский день, когда на выборах победил «Саюдис».«Вот теперь, — сказал тогда Савельев, — и начинается наша настоящая работа».Лякутис не хотел признаваться никому, но основной причиной его выезда изреспублики послужила именно эта работа с Савельевым. Остаться в Вильнюсеозначало дать согласие на сотрудничество с новыми властями. А это автоматическивело к полному развалу всего того, что они сделали с Савельевым, и, более того,к полной ломке многих человеческих судеб.

Как профессионал он понимал ответственность такого шага. Неговоря уже о том, что другие спецслужбы, продолжавшие действовать в рамкахсвоих задач и даже усилившие эту деятельность в Литве после обретения еюнезависимости, никак не позволили бы ему развалить все то, что создавалосьдесятилетиями.

Лякутис всегда принимал решения быстро, не теряя времени нараздумья. Так же он поступил и сейчас. Часы показывали половину первого, когдаон вытащил из кармана своего пиджака записную книжку и нашел телефон Алексеева.Он посмотрел на часы и, чуть поколебавшись, все-таки набрал номер.

— Слушаю вас, — послышался знакомый голос.

— Николай, это я, извини, что так поздно, — сказал Лякутис.Когда он волновался, его прибалтийский акцент становился особенно заметен.

— Что случилось? — удивился Алексеев, зная, как пунктуальныйЛякутис всегда строго придерживался негласных правил и не позволял себе попустякам беспокоить человека.

— У меня к тебе очень важное дело, — признался Лякутис, —завтра нам нужно встретиться.

— Хорошо. А что произошло?

— Ничего страшного. Я звоню по личному вопросу. Просто мненужно с тобой увидеться и переговорить.

Лякутис не стал рассказывать, что его спрашивали проСавельева. Они были знакомы с Алексеевым вот уже пятнадцать лет, еще с тех пор,когда проводили совместную операцию против шведского дипломата в Москве. Нодаже его Лякутис никогда не посвящал в свои дела. Порвавший с родиной, ставшийизгоем, он сохранял трогательную верность своему народу, считая, что любаяподобная информация могла бы повредить прежде всего людям, оставшимся в Литве.А если кто-то из них и проявит слабость, то это уже его личная слабость и еголичная беда, считал Лякутис.

Алексеев работал в ФСБ, сумев остаться в контрразведкеблагодаря тому, что в начале девяностых был брошен на борьбу с экономическимипреступлениями и не попал под знаменитые «бакатинские чистки», когда профессионаловтысячами увольняли из органов.

— Я все понял, — сказал Алексеев. — Давай завтра в десять. Ябуду ждать тебя на работе. Устраивает тебя такой вариант?

— Да, конечно. Спасибо тебе, Николай.

— Не за что. Наверное, и я немного виноват. Давно нам с тобойследовало поговорить, определиться. Вечно ты один воюешь со своими проблемами.А я тоже хорош, совсем о тебе забыл. В общем, завтра я тебя жду, — твердосказал Алексеев.

Они попрощались, и Лякутис положил трубку. Правильно ли онсделал, позвонив Алексееву? Впервые в жизни Лякутис почувствовал себя немногоизменником родины. Но не той, что его приютила и где он теперь находился, аединственно настоящей, где он вырос, слушая материнские песни над колыбелью ивпитывая звуки и краски родного края.

Его убили утром, когда он выходил из подъезда. Неизвестныйснайпер аккуратно прострелил его голову. За мгновение до смерти Лякутис ещераздумывал, что именно он скажет Алексееву во время встречи. После выстрела онуже ничего не мог сказать.

— Если я не ошибаюсь, у вас в республике недавно прошлипарламентские выборы, — холодно отреагировал Дронго на слова Стасюлявичюса, —значит, убитый был из прежнего состава правительства.

— Именно поэтому мы и приехали к вам, — улыбнулсязаместитель министра иностранных дел.

— Я вас слушаю, господа. — У Дронго окончательно испортилосьнастроение.

Он уже понял, что речь идет о политике, в которую он избегалвмешиваться, предпочитая расследование чисто уголовных преступлений. Однако впоследние годы политика все чаще и чаще сама вторгалась в его деятельность.

Гости переглянулись, словно окончательно решая для себя,стоит ли рассказывать этому непредсказуемому человеку о всех перипетиях ихсложного дела. Стасюлявичюс откашлялся и наконец решился:

— Собственно, речь идет не только об этом убийстве, но и онашем правительстве…

— Я не совсем вас понял, — усмехнулся Дронго. — Давайтедоговоримся, господин Стасюлявичюс, не говорить полунамеками. Вы рассказываетемне суть дела, а я решаю, стоит ли за него браться. Разумеется, все сказанноевами останется только в этой комнате. Заранее предупреждаю, я не берусь задела, связанные с компрометацией политических соперников или с чем-то подобным.

— Нет-нет, — сразу сказал Стасюлявичюс, — мы приехали не заэтим. Мы оба представляем партию, победившую на выборах в парламент. Речь идетскорее о членах нашей партии. Хотя не только о них.

— Я думаю, вам уже пора изложить суть дела, — напомнилДронго, — пока мы топчемся на месте.

Стасюлявичюс посмотрел на своего напарника, словнопредоставляя ему слово.

— Речь идет о нашем архиве, вывезенном из Литвы и непопавшем в Москву, — заявил более прямолинейный Хургинас. — Мы до сих пор незнаем, где он находится.

— Архив местного КГБ? — уточнил нахмурившийся Дронго.

— Да. Москва доказывала, что оставила архивы местнойагентуры, но мы проверили и выяснили, что большая часть агентурных материаловотсутствует. В том числе и списки особо важных агентов. — Хургинас говорилпо-русски гораздо хуже своего напарника. И с сильным акцентом.

— А почему вы заинтересовались своим бывшим архивом толькосейчас? — спросил Дронго. — Или смерть вашего коллеги как-то с этим связана?

— Вы все поняли правильно, — кивнул Стасюлявичюс. — Нашимдрузьям удалось выяснить, что мой убитый коллега раньше работал на КГБ, служилу них информатором. И многие из нас считают, что его убрали из-за того, что онотказался продолжать сотрудничество.

— А как вам удалось выяснить, что он раньше работал на КГБ?

— Поэтому мы и приехали к вам, — сказал Стасюлявичюс. — Нашидрузья купили материалы на моего бывшего коллегу сразу после его смерти. Носамое страшное с ним уже произошло. Нас волнует сейчас совсем другое. Могутвсплыть негативные факты и о нашем национальном движении. Вскроются имена новыхагентов КГБ и людей влияния. Нельзя допустить, чтобы у народа окончательноподорвалась вера в наши национальные идеалы. И поэтому нам нужен архив. Илихотя бы его копия. Мы должны знать, кого и в чем могут обвинить, чтобыпредотвратить последствия гораздо худшие по своим масштабам, чем те, что ужеимели место раньше, когда мы опубликовали часть архивов местного КГБ, которыене успели вывезти из республики. Или, наоборот, специально подбросили нам,чтобы мы их опубликовали.