Но сначала нужно было получить папское одобрение, поскольку Генрих и Елизавета «находились в четвертой и пятой степенях родства»[32]. Получение документов из Рима могло затянуться на несколько месяцев. Генрих ждать не хотел. Удача была на его стороне. В то время в Англии находился папский легат. Его убедили одобрить брак от лица понтифика. 16 января легат дал письменное разрешение, и через два дня в Вестминстерском аббатстве, где двадцатью годами ранее крестили невесту, состоялось бракосочетание[33].

Из аббатства Генрих и Елизавета в сопровождении лорда-гофмейстера, епископов, кардиналов, лордов, рыцарей ордена Бани, аристократов, герольдов, фанфаристов и менестрелей направились в Вестминстерский дворец. Как и аббатство, дворец был построен Эдуардом Исповедником и ныне являлся главной лондонской резиденцией монарха и центром управления страной. Именно в этом дворце родилась и провела большую часть детства новая королева.

Прибыв во дворец, король и его невеста удалились в личные покои для краткого отдыха — и чтобы сменить одежду. Наверное, это был долгожданный момент уединения — день до отказа был заполнен церемониями и зрелищами. Современник вспоминал: «Когда он [Генрих] имел удовольствие немного отдохнуть в том же дворце с теми же придворными, он вернулся в упомянутый зал, где был подготовлен королевский стол, как подобает празднеству»[34].

Сведений о том, где проходило свадебное празднество, не сохранилось, но, скорее всего, это было в огромном Большом зале. Построенный Вильгельмом II в конце XI века, этот зал был самым большим в Европе. Его длина составляла 240 футов, а площадь — 17 000 квадратных футов. Вряд ли подобное место можно было назвать самым интимным для празднования бракосочетания, но король стремился произвести самое сильное впечатление на своих новых подданных. И для этой цели Большой зал подходил идеально.

Интересно отметить, что королевские повара специально приготовили блюда, которые должны были разжечь страсть в молодоженах. Для стимуляции либидо в народной медицине издавна использовались каштаны, фисташки и кедровые орехи. Считалось, что потребление мяса усиливает потенцию мужа и способствует плодовитости жены. Между основными блюдами царственной чете могли подать «кулинарные изыски» — чудесную скульптуру из марципана или сахарной ваты, покрытую золотыми листочками. Обычно на свадьбах такая скульптура представляла юную жену на последних этапах беременности — на случай, если она не догадывается, чего от нее ожидают. Тюдоры не были ханжами и не возражали против фаллической формы продуктов (например, спаржи), которые сразу же становились предметом сексуальных шуточек[35]. Ведь свадебное празднество по сути своей было лишь прелюдией к главному событию дня: постельной церемонии.

Когда были поданы последние блюда роскошной и продолжительной трапезы, когда королевская чета наелась и напилась до отвала, молодоженов торжественно проводили в спальню. Очень публичное начало этого исключительно приватного события имело определенную цель: даже после свадебной церемонии в церкви брак не считался свершенным, пока не будет консумирован. Сексуальная неудача могла иметь для королевской четы далеко идущие последствия. Это могло привести к политическим беспорядкам и даже к бунту. Поэтому весь королевский двор должен был получить убедительные доказательства того, что акт был успешно исполнен.

Более того, чтобы обрести надежду на прочный и долгий мир, брак Генриха и Елизаветы должен был дать стране наследника — и быстро. Король знал, что его права на трон слабоваты и что его соперники из дома Йорков готовы их оспорить. Бесспорный наследник, рожденный принцессой Йорк, мог их успокоить — пусть даже на недолгий срок. За это время Генрих успел бы упрочить свое положение в новом королевстве. Хронист XVI века Эдвард Холл писал, что главная надежда этого брака была связана с тем, что от этих «двух тел может родиться один наследник»[36].

Генрих и Елизавета давно уже перешагнули тот рубеж, в каком обычно терялась невинность, — двенадцать лет для девочек и четырнадцать для мальчиков. Король должен был иметь сексуальный опыт до брака — этого от него не просто ожидали, но и всячески поощряли. Подобные связи доказывали его сексуальную силу и, потенциально, способность иметь детей, что Генрих уже доказал. А вот невеста, если только она не была замужем прежде, должна была быть бесспорно девственной. Несмотря на слухи о связи с дядей, Елизавета почти наверняка вступала в этот брак девственницей. Одним из самых мощных средств для того, чтобы стать супругой короля, всегда была добродетель невесты. Считалось, что мать будущих королей и королев просто обязана обладать высочайшей моралью и быть вне всяких подозрений. Елизавету тщательно охраняли в дни царствования ее отца — родители прекрасно сознавали ценность своей старшей дочери на международном брачном рынке.

Королевская постельная церемония подчинялась столь же строгим правилам, как и церемония бракосочетания и свадебное празднество. Примерно в восемь вечера фрейлины проводили королеву в ее покои, раздели и уложили в постель. Жених был раздет до рубашки — рубашка была длиной до середины бедра, а у Генриха еще и украшена изысканной вышивкой. В сопровождении своей свиты, музыкантов, священников и епископов он входил в спальню жены. Клирики произносили благословения, а затем новобрачным подавали приправленное специями вино. Этот напиток называли «последним бокалом» и приправляли его дорогими сладкими и острыми специями — перцем, шафраном, имбирем, гвоздикой, корицей и мускатным орехом. Считалось, что такой напиток полезен для здоровья и пищеварения, освежает дыхание, придает силу и смелость.

Участники церемонии часто не спешили уходить. Иногда они требовали, чтобы новобрачные показали им свои соприкасающиеся обнаженные ноги — в некоторых случаях это считалось признаком консумации брака. Другие свидетели хотели увидеть, как новобрачные целуются или обнимаются. Эта церемония была грубым напоминанием о том, что королевское тело — собственность государства; его функции весьма интересны для подданных. В этом отношении королю и его супруге приходилось тяжелее, чем самым бедным их подданным. Возможно, у бедняков и не было той роскоши и удобств, что у королей, но у них, по крайней мере, была роскошь личной жизни в прямом смысле слова.

Даже после того, как череда придворных, пожелав королевской чете доброй ночи, удалялась из спальни, некоторые оставались подслушивать под дверями, ловя каждый звук, подтверждающий консумацию брака. Для Генриха и Елизаветы отсутствие приватности даже в самые интимные моменты было делом привычным. Королей и королев слуги сопровождали всю ночь. Иногда раскладную кровать устанавливали у дверей королевской спальни или в передней, а порой слуги спали в одной комнате с хозяином и его женой или любовницей.