Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей было страшно дальше Жить. Она, казалось, знала, что выхода нет. Глаша уже была везде, перепробовала все и каждые способы найти и ужиться со второй половиной, была разочарована во всём и всех. Она ревела как выпь и выла на луну как дикий людской зверюга, утопая в саможалости и нелюбви к себе. Со временем ненависть поугасла, страсти поутихли, но она никак не могла решиться жить дальше. А ведь она хотела именно жить, а не влачить жалкое существование под рёв сирен и бесконечный гогот самоугнетения. Ей хотелось лёгкости, полного принятия, расслабления и кайфа обычной жизненной жизни. Она никак не могла найти тот самый кайф. Её дёргали со всех сторон проблемы и заботы и тупо не было банального кусочка времени, чтобы побыть с самой собой наедине. Она взяла себя в руки, построила детей, раздав им всем задания, по-быстрому раскидалась с работой и устроила себе выходной внутри этой жизни. И хотела жить так, чтоб каждый день был выходным внутри рабочей кипучести. Но без душевного покоя этого невозможно было достичь. Она собирала себя по осколкам и снова рассыпалась в прах. Глаша не сдавалась. Наново разбрасывала и сызнова собирала все пазлы своей жизни воедино, но теперь никак не находила тот один, единственный, и самый нужный центральный пазл. «Может быть он называется Прощение? Да проходила, всё уже, кого или чего ещё прощать уж даже и не знаю. Может быть он называется Принятие? Прошла и приняла: прошлое – приняла, настоящее – приняла, людей, детей, ошибки опыты уроки – приняла и поблагодарила за всё, приняла даже возможность скорой и быстрой и, в общем-то, любой смерти. Всё не то. Может быть, он называется Вера? В Единого Бога – верю, во вселенский общий замысел – верю, в себя – верю, в людей вокруг – верю, матрице – верю, системе – верю. В кого-чего ещё бы мне поверить?» – спросила она саму себя с мягкой улыбкой на её осветившемся лице. «С оптимизмом смотрю на Жизнь? Да. С оптимизмом на себя? Да! Да ещё с каким!!!)))» «Что же делать?» – задумалась она, – «Что, вот что я делаю не так?».
Она топнула ногой и разозлись. Разозлилась на Вселенную, на себя, на него, на всех на них вместе взятых и её обдало жаром! Девочка почувствовала нутром, что она на Верном Пути. Тогда она приказала себе: «Злись!» и Вскипела!!! Ох, сколько же ещё сидело в ней различного рода горечей! Она разозлись на Вселенную за то, что та так несправедливо обошлась с ней. Разозлилась на то, что бывший муж посыпает её и её детей проклятьями. Разозлилась на всю человеческую злость, всю черноту, которая присутствует в этом мире. Разозлилась единоразово, одномоментно, раз и навсегда! И всё это мгновенно вырвалось наружу! Она кричала, орала, ревела, снова кричала из самых глубин своего сначала горла, а потом и груди. Она била диван, безжалостно и не задумываясь тыкая в него ручкой – первым, что попалось под руку, снова орала в голос, рвала бумагу и снова орала в голос.
Девочка стала вулканом! Могучим, бурлящим и извергающим одну лишь лаву. Огненную наиопаснейшую жидкость, которая так долго сидела в ней и отравляла всё её существо. Она кипела! Вот и разжегся её источник! Кто бы мог подумать, что разожжется он от ярости и злости! «Позволяю ненависти жить во мне! Жить во мне постоянно!» – уверенно и отчетливо, отчеканивая каждое слово, проговорила Глаша куда-то вглубь и одновременно из глубины себя. Бурлило всё её тело, все жилы, извилины, волосы, кожа и ногти. Она дребезжала как кипящий советский чайник на плите… В общем, девочка наконец-то дала волю чувствам по-настоящему, выплеснув всё из себя. «Ненависть необходима.» – поняла она, – «для того, чтоб поднять свой стержень, свой Дух, свою долбанную Крепость». «Встань и иди», – сказала она себе. Девушка приняла эту злость в себе, кипящую и бурлящую и затухающую и вновь вспыхивающую новыми красками, а то и палитрами, злость, приняла как неотъемлемую постоянносуществующую в ней часть своего мироздания. «Прими, злись, живи, борись, возрождайся и наслаждайся». Ей стало легче и она, обновлённая и наполненная чем-то невообразимым, пошла дальше.
Ей было страшно быть собой. Она знала все свои плюсы и минусы, знала, какой она может быть несносной и невыносимопрекрасной одновременно. Она знала о себе буквально всё. Ей было страшно от того, что она, порой, а то и чаще, не понимала саму себя. «Всё дело в том, что я излишне умная и чрезмерно любознательна» – думала она про себя. «Ну что я вечно сую свой нос куда попало? И почему я вижу всех и вся насквозь? Все их незатейливые прелести и непревзойденные недостатки, маски, гримы и схемы-декорации. Зачем мне эти знания и никому ненужные истины? Была бы я как все, жила бы как все и бед обид и горечей не знала бы. Ну что меня вечно куда-то зачем-то несёт??» – думала она, пережевывая яблоко. «Я ведь обычная! Две руки две ноги посередине писька, наверху башка торчит. И чего она торчит? И откуда я знаю.» – продолжала жевать яблоко Глаша. «Я ведь ничего особенно от жизни не хочу. Хочу просто быть самой собой, дружить с подружками, болтать о пустяках, гладить кошку, качаться на качелях и радоваться, искренне, слышишь, замечать ценить и радоваться солнышку. Тёплому так славно припекающему солнышку. Хоть зимнему, хоть летнему, но ему» – она закончила жевать, сходила выбросила огрызок, помыла руки и снова села на диван. «Меня достало то, что я вижу. Вижу в людях, вижу в себе, вижу во всём, вижу насквозь и ничего не вижу одновременно. Ну зачем мне всё это понимать? Зачем мне нужны чужие горя и тоски? Зачем мне их чувствовать? Ведь они и сами-то их не всегда чувствуют. Люди. А мне то тогда это зачем? Ну эмпатична я, ну и чего дальше? Я что, специально заказывала себе эту опцию как встроенную в меня от рождения или приобрела, шагая по жизни? Да это и неважно… Важно – а нафига?» – Глаша вздохнула и принялась за грушу.
