Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей было страшно остаться без материальной поддержки – она смирилась, что не может найти более высокооплачиваемую работу, умерила свои аппетиты в покупках, свела дебет с кредитом и даже научилась откладывать понемногу на большую мечту.
Ей было страшно шагнуть Вникуда – «А что я теряю?» – спросила она саму себя. – «Собственные страхи? Так и хорошо. Будут новые испытания? По ходу разберемся, что гадать. Я не знаю, что будет впереди? Хорошо. Как будто до этого знала, чего ожидать) Я не знаю ответ на все вопросы, я не знаю ответ на свой главный вопрос – когда встречу своего единственного. Я не знаю ответ. И смиряюсь с этим. Я и не могу его знать. И не должна. Моя задача в том, чтобы жить. Жить честно с самой собой наедине. Вот что для меня поистине важно и ценно. Честно. Остальное – хитросплетения ума и ловушки матричных, опять же надуманных, страхов. Пойду дальше, а там будь что будет» – подумала Глаша и шагнула.
Ей было страшно бросить вызов собственным страхам – «смотреть в глаза страху страшно, не смотреть – ещё страшнее: будет заход на новый круг и так круг за кругом», подумала умная Глаша, – «пока вновь не вернешься в эту же самую точку, только уже изможденная высосанная с новыми ранами и свежим отчаянием. Чего ходить туда-сюда? Уж лучше сейчас, сразу и навсегда!» – решилась Девочка и посмотрела прямо в упор в красно-чёрные, как горящие угли, глаза Страха. И страх ушёл. Мгновенно. Он оказался трусоват)
Ей было страшно смотреть Правде в глаза – Глаша искренне и от души считала себя доброй и честной, искренней и отзывчивой, ранимой и сильной одновременно, и очень этим гордилась. Но она болела. Болела обидами и разочарованиями, ненавистью и чувством вины, различного рода и содержания страхами, жалостью к себе, замечала за собой, что иногда позволяет себе пренебрежительно либо раздражительно относиться к людям, а иногда и вовсе чувствовала своё превосходство над всеми и вся. Глаша никак не могла понять, в чём же дело, почему так часто меняется её настроение, хотела выяснить, с чем связаны её душевные порывы, почему её резко качает то в одну сторону – вселенской добродетели, к примеру, то в другую – полномасштабной ненависти и планетарной войны.
«Что это за качели и как с них слезть», – хотела выяснить она. Ведь Глаше надоело всё время болтаться то так, то эдак. Она хотела душевного равновесия и покоя, мечтала о гармонии с самой собой. Она не знала и не понимала, что означают эти слова, девочка буквально чувствовала все эти понятия какой-то частичкой своей Души и всем Сердцем и всей Собой стремилась к их познанию. Также, она видела в них Свет, а её отражение в Зеркале говорило об отсутствии оного в ней. И хитрюля начала искала в себе то, что ненавидела в других, и так, шаг за шагом она выпуталась из этой паутины. Каждый сам выбирает, где его дно.
Она ненавидела себя за похоть, хоть и в процессе познания оной ей было вполне себе комфортно и уверенно, она шла как могущественный Ледокол в непроглядную и бесконечно-существовавшую толщу айсбергов в пучине всеокеанских вод. Она хотела растворяться и отдаваться полностью и целиком без оглядки абсолютно всему, что встретится на её Пути. Жестам, взглядам, прикосновениям, ласкам, его нежным пальцам и сильным рукам, его уверенному языку и резко кусающе-прихватывающим кожу зубам. Его огромному теплому чувствительному головастому члену, такому нежному и столь же сильно твёрдому, что она изнывала от одного его ощущения подле себя. Она хотела его, хотела его одновременно и попеременно, хотела его целиком и сразу, хотела насовсем, везде и всюду поглащать в себя. Он умело и настойчиво доставал до самых глубоких глубин её естества, пронырливый и упёртый в достижении своей цели.. Она любила, когда он знал, чего хочет она. Он хотел её всю. Он знал, как любить, она знала, как принимать и отдавалась каждый раз как в последний.
Она простила себя за свою любовь к близости с близким человеком и приняла себя вот ровно такую, какой и была – живой радостной игривой скользящей чарующей манящей стонущей изнывающей потаённой открытой наслаждающейся извивающейся взрывающейся раскатывающейся растворяющейся и дрожащей. Живой.
Она ненавидела себя за жадность. «Что за ненасытные такие зверушки, эти люди. Они хотят, хотят, хотят, им всё дают и дают, а они снова и безостановочно хотят…. брать брать брать потреблять потреблять потреблять… Они жестокие никогданенаполняемые дырявые сосуды с ничем», – рассуждала Глаша про себя, жуя жвачку. «Как же я хочу жить дышать работать учиться слушать и слышать и ничего не хотеть. Хочу созерцать, ничего не хотя» – жевательный процесс жвачки немного замедлился. «А вот если бы оказаться сейчас на море, вот вдруг, неожиданно. Для самой себя и для окружающих. Вот раз и всё! Ну ни чудо ли это было бы?!» – жвачка во рту замерла. «Эх…» – с разочарованием подумала Глаша, – «Это невозможно». «И вот вечно и опять и даже я и чего-то хочу. Вот море, ну и что. Вот горы, и чего. Что изменится? Ведь где бы я не оказалась, я всё равно буду я, такая же растоптанная жадностью, завистью и прочими пороками своей Души и скудноватой Личности. Как мне жить? Как избавиться от всего этого?». И она начала просить прощения у Бога Внутри Себя – Единого Бога, который создал эту Планету и это всё, всех людей, зверей, перепелов и попугаев. «Я так хочу, Боженька, я так хочу, чтобы ты был со мной, чтоб ты простил меня, простил мне мои слабости, мои ежиные колкости, мои строптивые упрямости, мои заносчивые вольнодумности, мои охотливые шалости, мои язвительные гадкости и остроумные нерадости.. Прости меня за всё, Боженька, за меня саму, за то, что сделалась такой, за то, что люблю себя вот ровно такую, какая я есть,
