затем из пантов приготовить чудесный элексир, продлевающий жизнь. Там раскинулись благодатные земли, откуда во многие дальние страны востока издавна расходились экзотические товары севера — моржовый клык и зрачки кита, кедровые орехи и красная яшма, крабы и жемчуг, арбузы и воск. Охотники императорских дворов средневековой Кореи, Монголии и Китая гордились соколами и кречетами "страны восточного моря", а придворные красавицы мечтали о нарядах, украшенных нежным мехом соболей и белок, добытых в дремучей тайге, засыпанной осепительно белым, поблескивающим алмазной чистотой снегом. Вместе с тем, северо-восток издавна считался краем суровой природы. Глубокие снега надолго покрывали его землю; сильные морозы могли вынести только привычные к холоду туземные обитатели северных стран. Даже вода в речках там была необычна — если брали ее в пригоршню, то она казалась черной по цвету.

Однако такие подробности о стране чжурчжэней стали известны сравнительно поздно. Долгое время сведения о самых первых их предках — сушенях — и о землях, которыми они испокон веков владели, оставались предельно скудными и, главное, настолько рассредоточенными в труднодоступных и сложных для понимания и перевода источниках, что до сих пор воссоздать по ним события далекого прошлого Дальнего Востока — задача исключительно сложная. Данное обстоятельство предопределяет острую необходимость разобраться в существе дела, разработать хотя бы краткий очерк истории предков маньчжур — чжурчжэней, а также их предшественников, освоивших многие века назад дальневосточные горы и долины[37]. Главное внимание при этом, естественно, обращено на разделы, оставшиеся, по тем или иным причинам, неосвещенными в маньчжурском варианте "Истории Золотой империи", которая в переводе Г. М. Розова предлагается теперь вниманию читателей.

Археологические исследования на территории Дальнего Востока и прилегающих к нему районов Центральной и Восточной Азии со всей определенностью позитивных фактов свидетельствуют о глубоком и достаточно рано определившемся культурном и этническом своеобразии древнего населения бассейнов основных речных систем материковой части дальневосточного региона — Ляохэ, Нонни, Сунгари, Ялу, Тумангана, Уссури и Амура. В пределах этих областей располагалась одна из центральных по значению зон формирования на востоке Азии могущественного тунгусо-маньчжурского этнического пласта. Здесь же, главным образом, на северных окраинах Дальнего Востока, расселилась часть палеоазиатских народов, история которых особенно наглядно и живо раскрывает отдельные важные детали процесса освоения человеком горно-таежной и степной зоны севера Восточной Азии, пограничной с Сибирью. Культурно-этнические процессы в отдаленные эпохи, изучение которых может вестись лишь на основании археологических материалов, сложны и многогранны. Было бы наивно, учитывая отдаленность времени, а также, главным образом, скудость сведений, определить своеобразие дальневосточного культурного региона в сравнении с собственно восточно-, а также центрально- и североазиатской зонами культур древнекаменного века[38]. Но что касается последующих эпох неолита, бронзы и раннего железного века, то отчетливо выраженную оригинальность культур Дальнего Востока, при сравнении с соответствующими по времени культурами собственно Китая, в особенности бассейнов рек Хуанхэ и Янцзы, а также отчасти пустынно-степной зоны Монголии, не подлежит сомнению[39].

Начиная с последних веков до нашей эры, сведения о дальневосточных племенах появляются в письменных источниках, по большей части, в официальных летописных хрониках. Таким образом, впервые становится возможным представить по "этнографическим" замыслам путешественников, дипломатов и лазутчиков особенности жизни и быта древних обитателей Дальнего Востока так, как их наблюдали современники-соседи, и, что не менее важно, отметить связанные с ними конкретные эпизоды из политической и военной истории. Последнее обстоятельство вызывает исключительный интерес, поскольку позволяет подвергнуть анализу роль дальневосточных народов в полных драматических коллизий событиях на севере Восточной Азии в древности и в эпоху раннего средневековья. Внимательный анализ летописных хроник, в которых содержатся разнообразные сведения о так называемых "восточных иноземцах", со всей очевидностью показывает, сколько здесь еще открывается неиспользованных возможностей для воссоздания их ранней истории.

На востоке Азии о сушенях — самом древнем и загадочном народе севера — знали, если верить начальным страницам истории Китая, посвященным деяниям пяти легендарных императоров, очень давно[40]. Однако конкретные сведения о них ограничивались, по существу, лишь сообщениями о том, что их посольства преподносили при визитах ко двору императоров древки стрел из дерева ку с насаженными на них наконечниками, которые изготовлялись из камня ну. Сушени долгое время, по крайней мере, до конца эпохи Хань, представляли своего рода синоним диковинных и экзотических людей Дальнего Востока, юга Маньчжурии. Не случайно в древнем сочинении "Чжунсинсюй" в одном ряду с ними перечислялись "длинноногие", "белокожие", "люди с разными ногами", "однорукие", "мужеподобные", "люди с тремя туловищами", "плодородные" и "женоподобные". Не в лучшей кампании они упомянуты также на страницах знаменитого географического трактата эпохи Хань — "Шаньхайцзин". Если такие фантастические представления о сушенях господствовали в период Ханьской династии и непосредственно предшествующие ей века, то что реально могли знать о них на востоке Азии за два тысячелетия до этого? И все же сушени, несмотря ни на что, начиная с легендарной эпохи, упоминались как народ, совершенно определенный и играющий какую-то значительную роль, а также, из-за отсутствия конкретных сведений о нем, как нечто полуреальное. При всей досадной скудости информации о сушенях и эпизодах их политической истории, предшествующей времени "Трех династий", слова о значительности роли древнейших обитателей Дальнего Востока отнюдь не оговорка и не преувеличение. Далее будет раскрыт их истинный смысл.

Впервые имя народа сушень (в другом, реже встречающемся написании, — "сишень" и "цзишень") упомянуто в записях о примечательных событиях времен легендарного императора Шуня ("Шицзи", гл. Уда бэньцзи; "Хуайнаньцзи", гл. Юаньдаошунь; "Дидай лицзи", гл. Шаоцзянь). Сообщение предельно просто: в 2021 г. до н. э. ко двору прибыло посольство племени сушень и преподнесло подарки в виде стрел с грубыми каменными наконечниками. Хронологическая точность события, как бы оно важно ни было, вызывает, однако, подозрение, поскольку речь, собственно, идет об эпохе неолита, когда на территории Маньчжурии и Монголии существовала так называемая микролитическая культура, а в пределах Китая — культура яншао. Археологические материалы подтверждают контакты между ними, хотя трудно вообразить, чтобы уже на стадии новокаменного века, какой бы развитой ни казалась культура крашеной керамики бассейна реки Хуанхэ, велась точная фиксация происшествий, вроде случившегося в 2021 г. до н. э. Однако оставим в стороне многие несуразности, которые станут очевидными в случае доверия к хронологии. Гораздо важнее рассмотреть здесь вопрос о том, что, согласно источникам, заставило сушеней появиться при дворе Шуня, ибо в ответе скрывается, как увидим далее, ключ к правильной оценке множества последующих, сходных по характеру событий исключительного значения.

Благодатный материал для размышления на такую тему представляют комментарии Конфуция в ответ на вопрос его ученика Цзай