Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мама, а как это крепость? — восторженно спрашивает мой сын, повизгивая от восторга. — Прям из снега? Ни фига себе.
— Ты не строил крепостей? — удивление в голосе девки неподдельное. Будто строительство укреплений из снега, что — то жизненно важное, такое без чего нельзя вырасти и стать счастливым. — А в снежки играл?
— Нет. Крокодиловна говорит, что это плейбойское занятие, — хмурится ребенок.
— Плебейское, — поправляю я мальчишку. — И будь любезен, не выражайся. Что это еще за «ни фига»?
— Ни фига — это значит круто в данном контексте, — хмыкает Лиса нахально, поправляя шапку, съехавшую на глаза, ладошкой в пушистой рукавичке. Вовка исчезает в еловых лапах, согнувшихся до самой земли. И я вдруг понимаю, что никогда его не видел таким живым и довольным. — А еще, круто глотать под одеялом в шесть лет книги про Карлсона и Эмиля из Леннеберги, подсвечивая себе фонариком, есть чипсы и бросать водяные бомбочки. Я бы на твоем месте дала пинка Крокодиловне, заставляющей ребенка изучать "Идиота", в столь нежном возрасте. Классика — это тоже, конечно, круто. Но не в шесть лет. Она отвернет его от чтения, и лишит детства. А еще, ему нужен ты. Не час в день, не игрушки на откуп и не счет в банке.
— Не лезь туда, где этого не ждут. Мы прекрасно жили много лет без твоих советов, — рычу я, схватив эту наглую дуру за запястье. Оно такое тонкое, почти бестелесное, как птичья косточка. — Курица ты — курица и есть. У моего сына счастливое детство. Я о таком только мечтал.
— Мам, я нашел место для крепости. Можем еще снеговика слепить. Ты умеешь?
— Конечно. С утра и начнем, — улыбается Лиса, выдергивая руку из моих пальцев. И я ощущаю… Я ощущаю горькое разочарование. — И папа нам поможет. Правда, дорогой? Он, оказывается, тоже не умеет играть в снежные игры. А Крокодиловна в отпуске с завтрашнего дня, правда ведь, милый?
— Правда? — столько неподдельного счастья в голосе моего сына. Неужели ему и вправду так плохо живется? Что ж, остается констатировать — я дурной отец.
— Мне утром нужно быть в офисе, — малодушно бурчу себе под нос, доставая из кармана зажигалку. Надо как то отвлечься. Взорвать тут все на хрен этими гребаными салютами, а эту дуру запустить в космос, верхом на огненном шаре.
— Ты не умеешь врать, — глаза чертовки смотрят прямо в душу. — Это хорошо. Мой ребенок будет честным.
— Ошибаешься. Я вру, как дышу, — фитиль с треском загорается, и маленький огонек ползет по нему к огромной коробке. Черт, я что, поджег не тот шнур?
— Глеб, там… Ложись, — ее голосок писклявый больше не раздражает. Девка, юркой белкой метнулась к замершему на месте Вовке. Да что она делает, что позволяет себе? Бросила на землю моего сына, сама упала сверху. Что происходит?
Грохот устрашающей силы взрывает, кажется, всю действительность. Я вижу, как валится снег со спящих елей, огромными пластами, похожими на комья сахарной ваты. Ударной волной меня сбивает с ног, под оглушительные крики МОЕЙ семьи и свист летящих снарядов. Лежу на спине и смотрю на вакханалию. Яркие огни почему-то не расцветают в небе. Они хаотично носятся над землей и мечутся перед моим лицом.
— Вовка, домой. Пригнись, — испуганно кричит Алиса. Странная. Хотела фейерверков — получите и распишитесь. Мой сын несется к двери, пригнувшись, как боец под артобстрелом. А она ползет за ним, смешно подскакивая круглыми ягодицами.
— Ты как? — дыхание женщины опаляет, оживляет. Маленькая ладошка в почерневшей варежке, сметает с моей щеки снег. — Дурак ты, магнат. Ну разве поджигают пиротехнику, не вынув ее всю из ящика? Я думала, только я такая растыка. Мы однажды чуть не спалили…
— Три дня, всего три дня, — шепчу я, перехватывая пушистую руку. Сдираю с нее варежку и подношу к губам. Всего лишь рукавичка, а кажется, что она полностью обнажена передо мной. — Мне хватило одного вечера. Три дня — это целая вечность.
— Не нужно. Пожалуйста, — облачком пара ее стон превращается в тишину. Пальцы тонкие с ногтями в форме миндаля, без грамма лака. — Это все просто мираж. Новый год, понимаешь? Сказка. Не стоит выдавать за истину, кажущееся.
— Ты права, — ее слова ломают наваждение, как леденцовую пластину в коричном печенье. — Спасибо, что среагировала и вывела моего сына из-под удара. Что хочешь за это?
Надо же, что это я поплыл? Права ведьма, просто захотелось почувствовать себя ненадолго полноценным. Смешно. Как пацан. Она же просто продажная девка, купленная игрушка. И говорить с ней на равных просто верх идиотизма.
— Телефон, — Алиса меняется сразу. Пыхтит как ежик, выпустив колючие иголки. Собранная, деловитая и судя по раздувающимся ноздрям, злая как сто чертей. И такой она мне нравится еще больше, бесы бы ее подрали. — И обещание, что завтра ты подаришь своему сыну целый свой день, уважаемый деловой магнат. Чем, кстати, ты занимаешься? Или это тайна золотого ключика?
— Ма, вы как там? — Вовик вышел на крыльцо. Интересно, давно он наблюдает за нами? Надеюсь нет, потому что сразу раскроет обман. Дети чувствуют фальш, потому что безгрешны.
— Все хорошо, сын, — кричу я в ответ, приобнимая за плечи рассерженную фурию. Она дергает плечиком, пытаясь сбросить мою руку. Мелкая злюка, от которой сводит внутренности. Не отпущу. А что, нельзя выпадать из роли. — Улыбайся, женушка. Шоу должно продолжаться
— Ну целуйтесь тогда, а я спать пойду, — хихикает сынуля. Маленький сводник. — И это, в следующий новый год я хочу сестренку. Я загадал, сжег бумажку, бросил ее в сок и выпил. Так что теперь не отвертитесь, родители. Там это, я немного скатерть еще сжег и на штанах от комбинезона теперь дырка. Мам, ты чего? Ты плачешь? Не расстраивайся, это же мелочи жизни, правда, пап? Штаны новые купим. А сестренка — это круто.
Алиса Нежина
Я тихо лежу в огромной постели и не могу согреться. Мягкий матрас похож на перину госпожи метелицы, взбитую злой мачехиной дочкой. Кажется, что это белое царство меня заморозит, превратит в льдинку, а потом развеет по ветру искрящейся пылью. Белая мебель, белые стены, даже огромный кривоногий рояль похож на сугроб в полумраке.
— Алло, Лиска. Господи. Наконец — то, — слышу взволнованный голос Люси, доносящийся сквозь расстояние. Глеб выполнил обещание, телефон я получила. — Где тебя черти носят? Я сейчас приеду и заберу тебя и всех положу, кто тебя похитил. Мы приедем с Юлькой и Глашкой. Они все морги уже обзвонили, Караваев поднял все связи, полицию, другие службы. На уши всех поставили. Ты как в воду канула, овца такая. Адрес говори, быстро.
— Я не знаю, — отвечаю честно. А ведь и вправду, я абсолютно потерялась. Этот дом словно парит где — то в снежном безвременьи. В космическом нигде и никогда.
— Отследим. Глашка тебе еще полгода назад какую — то программу в телефон закачала…
— Люсь, не надо. Я потеряла телефон и документы все. Да послушай ты хоть раз, — перекричать Люсьен невыполнимая миссия, но, вот уж чудо, она замолкает. — Я не хочу чтоб вы меня находили. Не сейчас. Не надо приезжать и залегать в оврагах, как "отряд морских котиков", и сеять хаос с разрушениями излишне. Мне странно сейчас, но не плохо. Хорошо, я бы сказала, хотя это очень удивительно. Через три дня я сама приеду и все расскажу. Обещаю.