поднимало ее над всем миром.

«Наверно, у той сосны я буду выглядеть еще эффектнее. Там мох серебристей и сама сосна ярче».

Река сверху казалась чернильно-синей. Мост розовым. Песок желтым в сиреневых тенях. Ольха была густо-зеленой, почти что черной. «Как у художника Гогена, – подумала Наташа. – Только орхидей не хватает. Да и откуда у нас орхидеи? Цветы у нас мелкие, даже не цветы, а нелепость. Одним словом, полевые». От этой мысли она почувствовала себя еще более одинокой. Приготовилась эффектно заплакать, запрокинув голову и глядя в небо, но тут услышала слова:

– Здравствуйте, милая барышня. Скажите, пожалуйста, как мне пройти на кладбище?

Наташа остроумно съязвила, сказав:

– Неужели вам уже приспела пора? – Повернулась, чтобы, окинув спрашивающего этаким уничтожающим взглядом, добавить: «Действительно, пора, мой друг, пора».

Перед ней стоял мусье Александр, который, если вы помните, приехал в Горбы на французском автомобиле.

– Извините, милая барышня, я хочу справиться, как мне пройти на кладбище.

Наташа сразу смекнула, что перед ней либо артист МХАТа, либо иностранец.

– Это вниз, – сказала она. – Потом снова вверх.

– Я понимаю, – мусье Александр согласно кивнул. – Здесь в Горбах все так – сначала вниз, потом вверх… Вы бы не согласились меня проводить?

Наташа почувствовала прилив благородной вежливости.

– Пожалуйста, – сказала она. – С большим удовольствием.

Мусье Александр не тронулся сразу, он еще постоял немного, глядя на реку, на желтый песок, розовый мост и густо-зеленые, почти черные кусты ольшаника, разросшиеся возле моста.

– Видите ли, – сказал он, сутулясь. – Чтобы постичь красоту, нужно своими глазами увидеть крупный бриллиант. Пусть даже на чужом пальце. Так говорит моя мама.

– Наверное, она права, – согласилась Наташа. – Я никогда не видела бриллиантов, ни крупных, ни мелких.

Мусье Александр посмотрел на нее странно и, как показалось Наташе, слегка насмешливо.

«Буржуй окаянный», – мысленно обругала его Наташа. Но идти по поселку и ловить на себе любопытные взгляды жителей Наташе было приятно. «Давайте, давайте, – говорила она про себя. – Сочините что-нибудь невероятное, сплетники толстопятые». В самом людном месте, возле универмага, Наташа, собрав все свои познания, сказала мусье Александру по-французски:

– Сегодня не жарко.

– Да, день чудесный, – ответил он ей. – Мне кажется, сегодня что-то произойдет.

Глава восьмая

Кладбище

На кладбище тесно стояли вязы, дубы и липы. Росла бузина, растение непременное в местах, означенных ушедшей жизнью. Березы на кладбище не росли: береза не любит крутой земли, а кладбище в Горбах по непонятной причине как бы катилось с отлогого косогора и самыми тяжелыми могилами упиралось в стену, сложенную из валунов и прошитую спекшимся за века известковым раствором, в который, как зерна, были вдавлены мелкие камушки. Если постоять на кладбище и внимательнее приглядеться, то возникает в голове другой образ, такой, что не скатывалось кладбище с крутого косогора, а, напротив, как и дома живых, с низкого места взбиралось наверх, освобождаясь по дороге от тяжкого камня плит и сени крестов, и утвердилось там легкими кровельными обелисками, простодушно красными, открытыми и бесхитростными. Затем кладбище снова сошло с вершины, как бы откатилось, и расцвело хитроумной вязью железных оградок, крашенных под серебро.

Мусье Александр ходил по заросшим дорожкам ближе к стене. Он держал в руках план, нарисованный на бумажке.

– Где-то здесь похоронена моя бабушка. Вы не знаете?

– Я не в курсе, – сказала Наташа.

Кладбище охватило ее тоской. Она попыталась представить себе образ мамы, но в ее воображении возникли балерина Уланова и старинная киноартистка Вера Холодная.

– Ага, вот она! – воскликнул мусье Александр. – Моя бабушка!

Он опустился на одно колено возле могилы, которая представляла собой тяжелую известняковую плиту с железным кованым крестом. В вершине креста, как лицо, и в концах перекладины, как раскрытые ладони, напряженно темнели медные бляхи с изображением символов святой троицы.

«Почему я не замечала этого креста раньше? – подумала Наташа. – Хорошо бы эти бляхи повесить в будущей моей квартире, в городе Ленинграде. А может быть, и в Москве». Наташа задумалась, где лучше…

Мусье Александр долго молчал, склонив голову. Потом вздохнул, достал из кармана белоснежный платок с монограммой, нагреб в него земли с изголовья могилы, завязал и, положив в прозрачный пакет, спрятал в карман.

Он поднялся. Отряхнул колено. Улыбнулся смущенно:

– Мама просила. Сказала: «Ты едешь на родину. Привези мне землю с бабушкиной могилы». – И, как бы извиняясь, добавил: – Мама совсем состарилась…

Загалдели гуси.

На дорожку вылез хулиган Витя.

– Это Григорий. Это Макар. Это Захар. Это Юрий, – сказал хулиган Витя.

Каждый из четырех гусей, услыхав свое имя, солидно откликнулся.

– Здравствуйте, – сказал хулиган Витя мусье Александру. – Они у меня как собаки. Даже лучше. Хочете, я им скажу – и они пойдут на вас воевать?

Наташа возмутилась:

– Во-первых – хотите. А во-вторых, я тебе все-таки уши нарву.

Хулиган Витя глянул на нее недоверчиво. Был он в трусах и в просторной растянутой майке, не прикрывавшей его тощее тело. Коленки побитые. Большие уши шелушились. Нос облупился. Хулиган Витя ткнул рукой в железный бурый от ржавчины крест.

– Я знаю, – сказал он. – Вы из Парижа. Экскурсанты хотели отколупать от этого креста бляхи. Я не дал… Вот была кутерьма, как они от гусей удирали… – Хулиган Витя захохотал.

– У тебя зубов нет, – сказал мусье Александр и засмеялся тоже.

– Я их сам повыдергал суровой ниткой. Раскачаю сначала, потом обвяжу суровой ниткой – и как дерну! – Хулиган Витя широко открыл рот и забрался в него грязными пальцами. Он шарил там, как в кармане. Что-то нащупал. Сказал, сплюнув: – Бугорочки уже. Новые проклевываются. Хотите – пощупайте. – Он распахнул рот во всю ширь, и мусье Александр заглянул туда серьезно и с интересом.

– Да, – сказал он.

– У меня во будут зубчики! – Хулиган Витя развел руки шире плеч. – Как железо будут.

Мусье Александр сказал:

– О-о…

Наташа поморщилась:

– Кому нужны такие громадные зубы? И не лазай в рот грязными пальцами.

– А это в смоле. Не отскабливается. И песком не отходит. Когда я домой приду – керосином вымою или бензином.

Наташа еще раз поморщилась. Подумала с неудовольствием: «Они не только пальцы, они лягушку в рот запихают. А носы у них такие всегда неопрятные».

Гуси зашипели, как белые змеи, вылезающие из белых корзин:

– Сожрем…

– Не надо, – сказал хулиган Витя.

Гуси повернулись к нему, загалдели, захлопали крыльями. Они спорили с ним и что-то доказывали.

– Она исправится, – сказал им хулиган Витя.

Гуси посмотрели на Наташу неодобрительно, еще немного погоготали, успокаиваясь, и пошли щипать траву мокрицу, в изобилии росшую возле могил.

Хулиган Витя поднялся к тому пределу, где откатившееся с