Угги возился с Ольгой — потерявшая отца девушка усиленно изображала сомнамбулу, целыми днями сидя в своей комнате и глядя в окно. Первое время после возвращения из Троеполья Ольгерд всерьез задумывался о ее психокоррекции в Логове Эола, но пожалевший девушку Угги решил попробовать ее расшевелить самостоятельно. Без использования вызывающей у него трепет медицинской аппаратуры. Что, после пережитого ею у Студеной, было нелегкой задачей.

…Первые дни пребывания в Троеполье Кормухин был в состоянии шока — лечение в регенераторе Логова, полет на флаере и послевкусие после «воспитательной прогулки» по Глазу Ночи здорово сказались на его психике, но с течением времени он постепенно пришел в себя и даже начал улыбаться. Правда, улыбки у него получались довольно страшными — шрамы на лице, почему-то не убранные Эолом в процессе лечения, превращали лицо мужчины в жуткую маску из театра кошмаров, но сам факт того, что он постепенно выкарабкивается из депрессии, заставлял Ольгу умирать от счастья.

Однако улыбался генерал недолго — когда понял, что вести хозяйство им придется вдвоем. Ведь единственное, чем им помогал приставленный к ним Ржав, — раз в неделю ходил на охоту за свежей убоиной. Все остальное время воин занимался самим собой. И даже жил отдельно.

Вообще, если спросить меня, жаловаться на жизнь Кормухину было не с чего — после процедуры регенерации он помолодел лет на двадцать, избавился от всех своих хронических заболеваний и скинул лишний вес. Ольга считала так же. Однако ее напоминания об этом вызывали в генерале глухую злобу — он резко обрывал разговор, выходил из избы и, усевшись на крыльцо, часами смотрел куда-то вдаль.

От домашней работы он самоустранился — отказывался даже принести воды из колодца. Хмурясь и проклиная Ольгерда и всех нас вместе и по отдельности. Что не вызывало удивления ни у его дочери, ни у Ржава.

Сама Ольга к жизни в деревне, как ни странно, все-таки привыкла — через пару месяцев после поселения в Троеполье она уже начала получать удовольствие от хлопот по хозяйству, процесса приготовления пищи и возни в саду и огороде. Научившись готовить, она часами экспериментировала у очага, стараясь порадовать отца чем-нибудь вкусненьким. И иногда в этом преуспевала.

Через какое-то время ей удалось наладить нормальные отношения с Ржавом, тоже дуреющим от одиночества и скуки. И иногда, когда ее отец был не в духе, они выбирались из деревни, усаживались на берегу протекающего неподалеку ручья и болтали. О чем попало. Ольга рассказывала о Земле, Ржав — об Элионе.

Воин оказался хорошим рассказчиком — истории о войне с Орденом Алого Топора и Тварями получались такими живыми, что если посиделки затягивались до темноты, то Ольга боялась лечь спать, так как каждый посторонний звук за стенами избы вызывал в ней панический ужас.

Сам генерал относился к Ольгиным пересказам историй Ржава с нескрываемым презрением. По его мнению, большинство сражений во всех трех войнах были проведены крайне бездарно. И будь у любого из противников армии Аниора нормальный стратег, нам бы не помогла даже техника Эола и его соплеменников. Ржав, почти ничего не знавший о возможностях Хранителя, спорил до хрипоты, защищая военный гений моего мужа и Деда, но переспорить Кормухина ему не удавалось — генерал приводил примеры из жизнеописаний великих полководцев Земли, и мало что понимающий в тактике ведения войн солдат терялся и замыкался в себе.

Месяца за четыре до своей гибели генерал вдруг заболел охотой — однажды утром, прервав тренировку Ржава, он потребовал научить его ставить силки. Воин, подумав, согласился. С этого момента в душевном состоянии генерала произошел перелом — возвращаясь с охоты, он по нескольку дней пребывал в великолепном настроении, и иногда даже помогал дочери, хлопочущей по хозяйству. В основном, советами. Впрочем, ее устраивало и это — тепла отца ей не хватало так же, как и на Земле, и хоть тут, в Троеполье, его мысли не занимала Работа, дел себе он находил предостаточно.

Вскоре и видеть его Ольга стала реже — войдя во вкус, Кормухин уходил в горы сначала на день, потом на два-три, а как-то раз пропал почти на неделю. Волнующаяся за него девушка, конечно, расстраивалась, но старалась этого не показывать — боялась, что он снова уйдет в себя и превратится в такую же буку, как и на Земле.

Ржав тоже особо не напрягался — по его мнению, провожать взрослого мужчину на охоту с силками было бы оскорбительно, поэтому, оставшись в деревне, всячески успокаивал не находящую себе места девушку.

В общем, доуспокаивался — когда Кормухин пропал очередной раз, Ржав забеспокоился только на девятый день. И еще двое суток ждал его возвращения, не покидая пределов деревни.

Погода стоит отличная… — копируя голос солдата, — рассказывала мне Ольга. — Что с ним может случиться?

А когда ее отец не появился и на одиннадцатое утро, он все-таки собрался в путь.

На то, чтобы найти генерала, у Ржава ушло почти трое суток. Судя по следам, первые дни Кормухин неторопливо обходил свои охотничьи угодья, расставляя силки в самых перспективных местах. Судя по их количеству, генерал планировал провести на охоте дней пять-шесть, и, если бы не невезение — вернулся бы в деревню, как и планировал. Однако у него не получилось — переправляясь через сравнительно неширокую речушку под названием Студеная, он поскользнулся и сломал ногу…

Добравшись до места его падения, Ржав не сразу понял, что там произошло — бурное течение смыло с камней все следы, и на другом берегу их просто не оказалось. Только внимательный осмотр обеих берегов дал ответ на его вопросы…

Скорее всего, перелом оказался открытым и достаточно серьезным — добраться до берега генерал смог только в полукилометре ниже по течению, на излучине реки, в скалах над которой виднелось десятка полтора пещер. Вылезти из воды тоже удалось не сразу. Не хватало сил, потраченных на борьбу с бурным потоком. А потом до него добрались волки…

«За пару часов до переправы он выпотрошил пойманного в силки кролика… — докладывал Ольгерду деморализованный своим просчетом Ржав. — И, видимо, приторочил его к поясу. Кроме того, его перелом был открытым и тоже здорово кровоточил. В общем, ему просто не повезло»…

Не согласиться с ним было трудно — в это время года волки никогда не нападали на людей, предпочитая охотиться на что-нибудь менее крупное и менее опасное. Однако запах крови и слабость жертвы сделали свое дело.

Генерал, у которого из оружия был только нож, оказавшись прямо перед их логовом, постарался дорого продать свою жизнь, — на месте его последнего боя мы насчитали четыре обглоданных волчьих скелета, — но, увы, отбиться от стаи не смог…

— Когда я нашел его останки, ими играли волчата… — стоя у берега Студеной, Ржав мрачно смотрел на покрытую обломками обглоданных костей животных площадку перед ближайшей к нам пещерой и хмурил брови.

На то, чтобы собрать и похоронить останки, у Ржава ушло часов пять…

От Кормухина не осталось почти ничего. Рваные, изорванные клыками волков шмотки, покрытый засохшей кровью нож, брезентовый пояс и пожеванные ботинки. Кроме того, уже в нашем присутствии Ольга нашла его обручальное кольцо и зубную щетку…