Ноэ поднялся и бесшумно вышел. Тео обнял Мишель и прошептал:

– Хочешь подурачиться?

– По-моему, именно это мы и делали прошлой ночью. Кроме того, это была всего лишь разминка.

Мишель попыталась вывернуться из его объятий, но он лишь крепче сжал руки.

– Мишель, тебе стыдно из-за вчерашнего?

Она подняла глаза и увидела его встревоженное лицо.

– Я врач, Тео. Меня ничто не может смутить.

И с этими словами она припала к нему губами, вкладывая в поцелуй всю душу. Язык коснулся его языка раз, другой, и, отстранившись, она с удовлетворением заметила в его глазах знакомое выражение «я-хочу-сорвать-с-тебя-все-до-последней-питки».

– Мне нужно работать, – объявила она, ловко выскальзывая из его объятий.

– В общем-то уже нет. Мэри Энн и та другая женщина, Синди, кажется, приведут истории болезни в порядок куда быстрее, если ты не станешь вмешиваться. Мне приказано всячески тебя занимать.

– Она такого не говорила….

– Еще как говорила. Сказала, что ты слишком большая копуша и придира. Это ее слова, не мои. Кстати, звонил твой отец и передал, что Джон Поль вывез свою мебель и обещал починить все, что может.

– Вряд ли он сумел утащить в одиночку письменный стол или диван.

– Ему помог какой-то парень по имени Арти. Итак, ничто тебя больше не смущает?

– Ничто, – солгала она.

– Тогда почему ты покраснела, когда я поцеловал тебя? Подумаешь, всего лишь пожелал доброго утра!

Вместо ответа она отправилась на кухню, но Тео неумолимо шел по пятам.

– Я думала о Ноэ. Не хотела его конфузить.

Мысль о сконфуженном Ноэ показалась Тео совершенным абсурдом. Ноэ услышал его хохот и заглянул в дверь.

– Что за веселье?

– Так… просто… – пробормотала Мишель, протискиваясь мимо него. Открыла холодильник, чтобы вынуть банку диетической колы, и замерла. Еще вчера вечером полки были почти пусты, а сейчас просто ломились от продуктов и напитков. Она нашла колу в самой глубине, схватила банку и закрыла дверцу, но туг же снова открыла, боясь, что все это ей привиделось. Но увидела упаковки настоящего сливочного масла и сразу поняла, кто все это устроил.

– Ноэ просто не умеет конфузиться, верно? – спросил Тео друга.

– Конфузиться? Это насчет чего?

– Секс. Ты ведь знаешь, что такое секс?

– Еще бы! Как-то читал об этом в книжке. Думаю как-нибудь попробовать на деле.

Оба откровенно наслаждались, подтрунивая над ней. Мишель присела на стол и только тогда заметила на тумбе трехслойный шоколадный торт. Ноэ схватил полотенце и поднял крышку на большом железном котелке. Пряный запах гамбо наполнил комнату.

– Когда это вы успели его сварить? – удивился он. – Какой аромат!

Мишель никак не могла вспомнить, что наказывал отец. Насчет чего соврать? Что она сделала: сварила гамбо или испекла торт? Но тут Ноэ спросил, не хочет ли она кусочек домашнего хлеба. У раковины лежал французский батон, завернутый в вощеную бумагу.

– К гамбо была приложена открытка?

– Не видел, – покачал головой Ноэ.

– Значит, это я его состряпала, – улыбаясь, солгала она. Тео вынул из холодильника молоко и поставил на стол.

– Вижу, ты всю ночь трудилась не покладая рук. И торт тоже пекла?

Чувствуя себя последней идиоткой, она спросила:

– К торту была приложена открытка?

– Нет.

– Значит, полагаю, и это тоже я.

– Ну а хлеб?

– Открытки не было? – осведомилась Мишель, стараясь сохранять серьезный вид.

– Не заметил.

– Обожаю печь хлеб среди ночи.

Тео выложил на стол коробку «Фростид флейкс», коробку отрубей с изюмом и несколько плиток мюсли и предложил Мишель выбирать. Потом достал ей ложку.

– Значит, та леди, прокравшаяся сквозь заднюю дверь с батоном в руках, не морочила мне голову, когда утверждала, это ты испекла его в ее доме прошлой ночью и забыла захватить домой?

Мишель уже было все равно. Где, черт возьми, эти дурацкие открытки? Неужели отец решил сменить тактику и забыл сказать ей? И что теперь она должна говорить? Если признаться во всем, отец посчитает, что она подрывает основы дела, целью которого было удержать Тео в Боуэне.

Нет, она не подведет отца, не позволит обвинить себя в предательстве.

– Все верно, – объявила Мишель. – Как только ты заснул, я спустилась вниз, сварила гамбо, испекла торт, а потом села в машину и отправилась к…

Она осеклась. Тео не назвал имя женщины, принесшей хлеб, а сама она не могла вспомнить, кому поручил задание отец.

– …подруге, – ловко вывернулась она, – испекла пару батонов.

– И не забудь бакалейный магазин.

– Что? О да, я остановилась по пути у магазина.

Тео оседлал стул, заложил руки за спину и строго спросил:

– Значит, ты стоишь на своем?

– Да, – заулыбалась Мишель, – если, разумеется, ты не нашел пару открыток с надписью «Добро пожаловать в Боуэн». В этом случае придется изменить показания.

– Передай Джейку мою благодарность.

– За что это? – с невинным видом спросила она.

– Эй, Майк, хочешь гамбо? – окликнул Ноэ, шаря по ящикам в поисках половника.

– На завтрак? Обойдусь мюсли.

– А ты, Тео?

– Еще бы! А знаешь, что здорово идет с гамбо? Картофельные чипсы.

– Извините, нет у меня никаких чипсов. Они все равно вредны. Слишком много натрия.

– А в гамбо его не хватает, так что равновесие соблюдено, – возразил Ноэ.

– Но у тебя есть чипсы. Два огромных пакета. Настоящие, не то что эта картонная низкокалорийная дрянь. Забыла, что купила их в бакалее прошлой ночью?

– Кажется, да.

– А знаешь, что здорово идет с гамбо и чипсами? – в свою очередь заявил Ноэ.

– Что именно? – заинтересовался Тео.

– Холодное пиво.

– Я – за.

Тео встал и направился к холодильнику. Мишель покачала головой:

– Гамбо, картофельные чипсы и пиво в половине одиннадцатого утра?

– Уже одиннадцать, и мы на ногах с самого рассвета. И не хмурься, солнышко. Позволь нам развратить тебя. Присоединяйся.

– Она что, фанатик здорового питания? – удивился Ноэ.

– Похоже, что так. Ее кредо: «Если это вкусно, поскорее выплюни».