Герасим мычал и наверняка размахивал руками.

- Они не влезут втроем в гроб! А он последний! Две большие еще войдут, но мелкая точно нет. У тебя ее спрячем – на сиротском! Прикопаем в старую могилку – никто не хватится, да и не заметит! Бери эту Настю. Тоже дура, вся в папашу! И ты – дурак! Братца ее упустил. Теперь лови его!... Конечно, будем молчать! Узнает – головы нам не сносить!

Слышу шорохи и чертыханья старика, прерываемые время от времени мычанием Герасима. Сижу и не высовываюсь.

Когда звуки стихли, осторожно выглядываю. Тела Насти здесь больше нет. Геля лежит, не подавая каких-либо признаков жизни.

И мне, наверное, должно быть страшно. Правильно было бы расплакаться. Впасть в истерику. Кричать от ужаса. Зайтись в припадке и колотиться головой о стены. Но нет. Во мне будто поселилась звенящая пустота. Как будто кто-то нажал невидимый стоп-кран на эмоциях, блокируя их, как колеса разогнавшегося поезда, готового в любой момент сойти с рельс.

Торопливые шаги на лестнице вынуждают меня вновь нырнуть в темную глубину ржавой бочки, воздух которой пропитался затхлостью укрываемой ее тряпки. Чувства мгновенно обостряются, потому что эти шаги совершенно иные. Не такие мягкие и шаркающие, как у Ефимыча. Не такие рваные и неуверенные, как у Герасима. Они стройные, гулкие, четкие, как военный марш.

Это кто-то третий.

Кто-то, кого я еще не видел.

Кто-то, кто здесь главный.

Вонь внутри бочки становится практически невыносимой. Меня очень сильно тошнит и кружится голова. В ушах гулко пульсирует кровь, создавая ощущение белого шума. Я уплываю.

Теряю связь с реальностью.

Теряю сознание.

Мне нечем дышать.

- Припрячем на сиротском, - слышу голос. Кажется, он принадлежит старику.

- Займитесь ею, - звучит приказ, - Здесь я все доделаю сам.

Этот голос… Интонации… Как будто знакомы мне… Но то ли от недостатка кислорода, то ли от ударов по голове, тело наливается слабостью, унося меня прочь из реальности…»

- Тшшш… Тихо-тихо, Егор, - слышу ласковый голос доктора Смирновой, - Не поднимайся пока. Помнишь, никаких резких движений, хорошо?

Киваю в ответ.

- Голова болит.

- Я предупреждала, Королев. Нельзя часто проводить сеансы. Необходимо давать мозгу передышку. Держи, выпей воды. И еще вот это.

Покорно подчиняюсь доктору Смирновой. На самом деле я нахожусь в какой-то прострации, до конца не осознавая и не принимая полученную информацию.

Герасим… Ефимыч… Кто-то третий… Геля живая…

Вдруг накатывает волна ужаса – они ведь похоронили ее заживо! Закопали! Хотя… Вроде как Герасима поймали еще до этого. А Геля к тому времени уже была мертва? Так получается?

А от чего она умерла? Кажется, от ножевых ранений. Так?

Надо поискать об этом информацию!

К сожалению, каждый маленький ответ в моих видениях только порождает все больше и больше новых вопросов.

И главный из них – кто же этот третий?

- Егор, - слышу я вкрадчивый голос Смирновой сквозь суматоху собственных мыслей, - Ты не хочешь поделиться? Поговорить? Я волнуюсь за тебя. Вижу все твои переживания и хочу помочь.

- Вы что-нибудь слышали о пропавших в Заречном девушках лет двенадцать назад?

- Думаю, эту историю слышал любой житель поселка. Насколько я помню, в их исчезновениях обвинили местного умственно отсталого паренька, убившего на кладбище девочку.

- Мне кажется… Нет. Я уверен, что был свидетелем преступления.

- Какого именно преступления?

- Убийства моей сестры, Насти Королевой. И еще одной девочки, не помню ее имя… А также убийства Гели Воробьевой.

- Твою сестру убили? Ты поэтому здесь?

- Настя была в числе пропавших без вести. А Геля Воробьева – это та девочка, которую убили на кладбище.

- Хочешь сказать, что ты был свидетелем двух убийств?

- Это все было в один день. Настя не пропала. Ее убили. Я вспомнил, что видел ее мертвое тело.

- И кто убил?

- Не знаю. Но в этом замешан не один человек.

- Может быть, тебе стоит пойти в полицию?

- И что я им скажу? Я и сам не до конца во всем разобрался. Не вижу полной картины. В любом случае, чтобы хоть что-то доказать, надо найти тела.

- Но столько времени прошло… От тел могло вообще ничего не остаться.

- Два тела точно сохранились. Потому что спрятаны в цинковом гробу. Не исключено, что и с остальными поступили также. Я мог знать… мог видеть… я там был! Понимаете?! Вот почему мне так важно как можно быстрее провести эти чертовы сеансы!

- Так, стоп. Егор, дыши! Успокойся. В любом случае не стоит пороть горячку. Пойми, эти события уже не предотвратить и не исправить. Мозг человека очень сложно устроен. Не стоит недооценивать его уникальные функции. Тебе нужен полноценный отдых между сеансами. Пойми, может сработать защитная реакция и возникнут новые блоки. И тогда уже никакой гипноз не поможет. На этой неделе больше тебя не приму. Даже не проси.

- Елена Павловна, скажите, есть ли такие лекарства, от которых человек забывает какие-либо события?

- Да… на самом деле много… Транквилизаторы, некоторые виды снотворных препаратов, тяжелые нейролептики… Так сразу сложно все перечислить. Многие лекарства способны влиять на основные реакции человека, вызывать спутанность сознания, нарушать мыслительные процессы, снижать концентрацию внимания, угнетать само мышление и, как следствие, подавлять память. Думаешь, ты поэтому все забыл?

- Не знаю…А мог ли я все забыть вот также, под действием гипноза?

- Гипноз – очень тонкий и действенный метод воздействия. Особенно на ребенка. Да, Егор, если с тобой поработал специалист, то он вполне мог грамотно поставить блоки на те или иные события.

- Какова вероятность, что я ВСЕ вспомню? И можно ли как-то догадаться, что я вспомнил именно все, и ничего не укрылось в глубинах сознания?

- На самом деле, это зависит лишь от тебя самого. Поэтому сейчас, я настоятельно рекомендую постараться не зацикливаться. Переключиться немного на другие темы. Отдохнуть. Приятно провести время с друзьями. С девушкой. Вполне вероятно, что если организм почувствует безопасность, ответы придут сами собой. Без моего участия.

- Хорошо. Спасибо, Елена Павловна.

Я встал с кушетки и покинул кабинет доктора Смирновой, задержавшись в дверях на несколько секунд.

- Елена Павловна, я прошу вас сохранить все в тайне. По крайней мере пока.

- Не волнуйся, Егор. Эта просьба лишняя. Я бы никогда не стала с кем-либо обсуждать нашу терапию. На счет этого можешь быть спокоен.