Воробышек - Олли Ро

Бесперебойный зажигательный и ритмичный бит вибрировал басами в грудной клетке. Тело, повинуясь электронным аккордам, качалось в такт. Пересохшее горло обжигал холодный мятный коктейль с танцующими в нем прозрачными льдинками. Сотни людей, разгоряченных и веселых, охваченные заразительной эйфорией танцпола, отрывались по полной, вдыхая душный соленый воздух побережья Шарм-эль-Шейха.

Стробоскопы освещали неоновым светом влажные тела, лазерные лучи рассекали густой дым, подобно световым мечам джедаев. Красный, зеленый, оранжевый, синий… Замысловатые узоры раскрашивают максимально обнаженные тела, которые совсем скоро накроет густая пенная волна.

Ди-джей миксует треки, пьяненькие девушки тропическими змейками извиваются под оглушающие звуки, парни рядом с ними избавляются от маек, скользя горящими глазами от одной фигурки к другой. Наконец, зал погружается в глубокий синий. Неоновые лампы подсвечивают народ, превращая каждого человека в фантастического аватара.

Взгляд цепляется за тоненькую  полупрозрачную фигурку с длинными волосами. Глаза ее закрыты, а лицо выражает полную отрешенность от беснующейся вокруг толпы.

Она одна.

Потому что ей так хочется.

Белоснежный короткий кружевной топ на тонких бретельках в ультрафиолете светится, словно светодиодная лампа. Упругая небольшая грудь свободно ощущается под легкой тканью. Мне даже кажется… нет, я точно вижу, как в такт движению тела твердые соски рисуют восьмерки.

Талия узкая. Такая, что можно обхватить двумя руками. Плоский, немного впалый живот, аккуратный красивый пупок, поблескивающий металлической каплей, маленькая голубая юбочка, легко обхватившая бедра. И бесконечные, стройные ноги, такие гладкие, что до невозможности хочется провести по ним языком от острой коленочки вверх, под махристую джинсовую кромку.

В кульминационный момент сета внезапно смолкают огромные колонки, чтобы спустя секунду тишины взорваться басами вместе с огромными пушками пеногенераторов.

Под дикий рев, смех, восторженные визги и радостные крики толпа стремительно тонет в воздушной пузыристой мягкой пене, обволакивающей, холодящей разгоряченную кожу, ласково скользящей по ней сверху вниз.

И я вижу ее улыбку.

Такую искреннюю.

Чистую.

Слегка наивную.

И мне безумно хочется поцеловать приоткрытые губы незнакомки. Какие они? Мягкие? Сладкие? Со вкусом мохито? Или жадные? Горячие? Горькие, как полынь зеленого абсента?

Длинные волосы ее пропитались влагой, прилипли к коже, путаются, оплетают тонкую шею, словно льняные веревки. Пальцы покалывает от желания распутать каждую прядь, освободить трепещущую жилку, чтобы впиться в нее зубами, втянуть аромат загорелой кожи, зализать укус и вновь пуститься по тому же по кругу.

Отставив полупустой стакан, я стремительно направляюсь в самую гущу кишащего беспределом танцпола.

К ней!

За ней!

Остановившись напротив изящного тела, поражаюсь его хрупкости. Я вижу острые ключицы, подвздошные косточки и уверен, скользнув под кружево короткого топа, пальцами сумею пересчитать каждое ее ребрышко.

А еще она маленькая. Выглядит чересчур юной. Малолеткой. И я невольно оглядываюсь, вдруг у стеночки привалился ее папаша, что неотрывно следит за дочуркой.

Глупости.

Никто за ней не следит.

Разве что такие же голодные волки, как я сам.

Слишком маленькая, решаю я, и уже почти уговариваю себя отойти, как вдруг малышка открывает свои глаза.

Пронзительные. Серые, как хмурое ноябрьское утро. Как ледяной дождь, как расплавленный свинец.

Они выдают ее.

Она не малолетка.

Слишком много всего в этих серых омутах, остающихся невозмутимо серьезными, не смотря на шальную улыбку нежно-розовых губ.

Мы словно отделились от толпы. Все вокруг превратилось в размытый фон – люди, пена, огни, неистовые биты замиксованных бессмертных хитов. Есть только она, плавно извивающаяся, и я, завороженно стоящий напротив.

И глаза в глаза.

Шаг.

Еще шаг.

И вот уже я ощущаю тонкий запах ее волос. Что-то знакомое, но недостижимо далекое, при этом будто родное. Не узнаю аромат, но мозг выдает ассоциации, подкидывая картинки раннего еще прохладного летнего утра, спелых колосьев пшеничного бескрайнего поля, капель серой росы на мягких травинках под босыми ногами, и тонких диких васильков, синих, как мои собственные глаза.

Жар ее тела к моему.

Улыбка к улыбке.

А глаза по-прежнему серьезные. Изучают жадно, внимательно, тщательно, сосредоточенно.

Снимаю футболку.

Смотри, милая.

Тебе понравится.

Всем нравится.

Серая холодная сталь острой спицей скользит по рельефам тренированного тела, гладкой грудной клетке с четко очерченными мускулами, по маленькими напряженным соскам, стремится вниз по кубикам пресса, по косым мышцам к темным шортам. От ее откровенного взгляда в паху стремительно становится тесно, и мне приходится старательно напрягать пресс, чтобы сдержать самую правильную реакцию собственного тела.

Шаг. Ее  шаг.

Неожиданный. Но очень правильный.

Прохладные пальчики ее левой руки ложатся на мой затылок, а девчонка, привстав на носочки, притягиваясь ближе всем телом, вдруг жадно втягивает мой аромат, проведя острым аккуратным носиком вдоль сонной артерии.

Все.

Я окончательно встал.

Нельзя так делать, маленькая птичка. Это запрещенный прием.

Крепко сомкнув руки на обнаженной тонкой талии, ощущаю мягкость влажной кожи, и это абсолютно рушит любые попытки справиться с возбуждением.

Притягиваю девчонку. Сильно. Вжимая в себя. Позволяя ощутить степень моей к ней симпатии. Но крошка на удивление не пугается, а льнет ближе, позволяя ощутить грудью под холодным влажным тонким кружевом твердые горячие соски.

Удерживая пойманную в объятия добычу одной рукой, второй делаю то, чего хотелось с первого взгляда – распутываю светлые пряди на тонкой длинной шее и кусаю, зализываю, вновь кусаю, ощущая вкус летнего утра.

Целую шею, маленькое розовое ушко, пульсирующую на виске жилку, острую скулу, нежную щечку, кусаю подбородок и, наконец, впиваюсь в манящие губы.

Мягкие, да.

Сладкие, да.

И вкус у них не вовсе мохито. И точно не полыни!

Клубника-банан. Как знакомая и с детства любимая жвачка «Love is…».