Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Руби посмотрела на свои руки.
— Когда я жила с Максом, я тоже была одинока.
— Конечно, ведь ты его не любила.
— Я хотела. Может, я бы смогла его полюбить, если бы разрешила себе?
— Не думаю. Любовь приходит не так. Она поражает как удар молнии.
— И сжигает дотла.
— И делает волосы седыми.
— И заставляет сильнее биться сердце.
Улыбка Норы угасла.
— Ты должна дать Дину шанс. Тебе нужно побыть здесь подольше и посмотреть, что получится. Если, конечно, дела не требуют твоего возвращения.
— Какие дела? — Руби резко подняла голову, словно сказала то, чего не собиралась говорить. — К сожалению, комика из меня не вышло.
Произнеся эту фразу, Руби сразу стала казаться юной и ранимой.
Нора не знала, что лучше: выразить искреннее сочувствие или возразить? И не могла знать. Она могла только обращаться к Руби прежней. Та девочка, юная Руби, была честной донельзя и умела смотреть жизни прямо в глаза.
— Мы обе понимаем, что это не так. У тебя всегда было великолепное чувство юмора. Но вот достаточно ли ты остроумна и достаточно ли часто твое остроумие проявляется, чтобы ты могла зарабатывать им на жизнь? Ты брала уроки актерского мастерства? Или, может, училась анализировать людей? Тебе известно, как знаменитые актеры добиваются того, чтобы над их игрой смеялись? Руби опешила:
— Ты рассуждаешь в точности как мой агент. Он вечно пытается отправить меня на учебу. Во всяком случае, раньше пытался, по теперь вроде махнул рукой.
— Почему ты не последовала его совету?
— Я думала, что главное — талант.
Руби вдруг почувствовала себя неловко и смущенно улыбнулась.
— Для большинства занятий дисциплина важнее, чем талант. — Нора внимательно посмотрела на дочь. — Тексты у тебя остроумные?
— В основном да. Хромает мое исполнение. А еще я скованно держусь на сцене.
Нора улыбнулась, невольно вспомнив…
— Мама, о чем ты думаешь? По-моему, ты где-то витаешь.
— Извини. Я один раз слышана твое выступление, читатель прислал мне запись.
Руби побледнела:
— Правда?
— Признаться, мне было ужасно больно. Ты сравнивала меня с кроликом: с виду милый и пушистый, но способен съесть свое потомство. — Нора рассмеялась. — Как бы то ни было, твои тексты показались мне остроумными, и это меня не удивило. Я никогда не сомневалась, что ты станешь писателем.
— Неужели?
— Ты была замечательной рассказчицей и обладала своеобразным взглядом на мир.
Руби судорожно сглотнула.
— Мне нравится писать. Наверное, у меня даже неплохо получается. В последнее время я подумывала, не написать ли книгу.
— Тебе стоит попробовать.
Дочь нервно прикусила губу, и Нора поняла, что переборщила.
— Извини, я не хотела…
— Все нормально, мама. Дело в том, что я уже набросала кое-что, но это слишком личное, о нас, о нашей семье. Я не хотела ранить… никого не хотела ранить.
В эту минуту Руби выглядела особенно, даже трогательно юной.
— Случается, что кому-то причиняют боль. Конечно, не стоит делать это нарочно, по невозможно прожить так, чтобы никогда никого не задеть. Иначе кончится тем, что ты вообще ни к кому не прикоснешься.
— Я не хотела причинить тебе боль, — тихо сказала Руби.
Ответить Нора не успела. Снаружи послышался звук подъехавшего автомобиля. Мотор смолк, хлопнула дверца. Руби повернула голову в сторону сада:
— Мы кого-то ждем?
— Нет.
На посыпанной гравием дорожке зашуршали шаги. Скрипнула и со стуком закрылась калитка. Гость поднялся по ступеням веранды и вышел на свет.
Нора потрясенно воззрилась на старшую дочь.
— Кэролайн? — прошептала она, ставя чашку на стол.
— Не может быть! — Руби бросилась к сестре и крепко обняла ее.
Девочки вместе на Летнем острове — Нора упивалась этим зрелищем. В прежние времена она бы подошла к дочерям, обняла их обеих по-семейному. Но когда-то она сделала выбор, определивший всю ее дальнейшую жизнь, и теперь могла лишь смотреть на них со стороны, словно через толстое стекло. Нора неловко поднялась и приблизилась, опираясь на костыли.
— Здравствуй, Каро, рада тебя видеть.
Кэролайн отстранилась от Руби и улыбнулась:
— Здравствуй, мама.
Ее улыбка казалась принужденной, но это было неудивительно. Кэролайн даже в детстве умела улыбаться, когда на душе у нее кошки скребли.
— Как здорово! — воскликнула Руби. — Старшая сестра приехала домой на ночной девичник. Такого не бывало с тех пор, как Миранда Мур справляла день рождения!
Нора оглядела дочь, освещенную приглушенным желтоватым сиянием. Как всегда, одета безукоризненно: белые льняные брюки, розовая шелковая блузка с кружевными гофрированными манжетами, ниспадающими вокруг тонких запястий. Ни один белокурый волосок не выбился из прически, ни одна крупица туши не упала с ресниц на бледную кожу под глазами. У Норы возникло ощущение, что они просто не посмели нарушить безукоризненный порядок.
И все-таки при всем внешнем совершенстве в облике Кэролайн чувствовалась некая тайная хрупкость. Серые глаза затопила молчаливая грусть.
Нора вдруг задалась вопросом, что привело сюда Кэролайн. Импульсивные поступки были не в ее характере, она даже походы в магазин планировала заранее и заносила в ежедневник. Без предупреждения приехать на остров — это было на нее решительно не похоже.
Руби огляделась:
— А где же дети?
— Я оставила их на ночь со свекровью. — Кэролайн с тревогой покосилась на Нору. — Я пришла одна. Надеюсь, не помешала? Конечно, надо было сначала позвонить…
Руби рассмеялась:
— Помешала? Ты шутишь? Я же уговаривала тебя приехать!
Она обняла сестру за плечи, и они вдвоем вошли в дом, склонив головы друг к другу. Нора, ковыляя за ними, слышала, как Руби негромко спросила:
— Все в порядке?
Кэролайн ответила так тихо, что Нора не расслышала. Она почувствовала себя третьей лишней. Остановившись у кухонного стола, кашлянула, обращая на себя внимание.
— Может, я ненадолго оставлю вас одних? Посекретничаете, как сестры…
Дочери разом обернулись с порога гостиной. Ответила Руби:
— Тебе не кажется, что именно поэтому мы оказались в таком жалком положении?