Я не могу написать эту статью.

— Мне нужно подняться к себе, — неожиданно сказала она.

Мать удивленно посмотрела на нес, но Руби не обратила на это внимания, взбежала по лестнице в свою комнату и стала звонить Вэлу.

Трубку сняла Модин.

— «Лайтнер и партнеры». Чем могу быть полезна?

— Привет, Модин. — Руби села на кровать, поджав ноги. — Великий и Ужасный на месте?

Модин засмеялась:

— Нет, он уехал с Джулианом в Нью-Йорк па премьеру, должен вернуться в понедельник. Он иногда звонит в офис, я могу передать, что ты звонила.

— Ладно, передай, что я не буду отсылать статью.

— Ты хочешь сказать, что не уложишься в срок?

— Нет, я вообще не буду ее писать.

— О Боже… пожалуйста, оставь мне на всякий случай свой адрес и номер телефона. Думаю, Вэл захочет сам с тобой поговорить.

Руби продиктовала адрес и телефон и повесила трубку. Только увидев у себя на коленях блокнот, она осознала, что машинально потянулась за ним. Пришло время закончить начатое. Нехотя она стала писать.

Я только что позвонила своему агенту. Его не оказалось на месте, но, когда он вернется, я скажу, что не собираюсь сдавать статью. Раньше я не представляла, что значит написать разоблачительную статью о собственной матери.

Самой не верится, что я была настолько слепа. Я приняла аванс — мои тридцать сребреников — и, как подросток, потратила его на спортивную машину и дорогие тряпки. Я ни о чем не думаю, я мечтала. Я представляю себя в телестудии, в шоу Лино или Леттермана, воображаю себя восходящей звездой, блистающей остроумием. Мне не приходую в голову, что для того, чтобы дотянуться до микрофона, мне придется переступить через собственную мать. В своих мечтах, как обычно, я видела только себя. Но теперь, увидев окружающих меня людей, я поняла цену моих эгоистичных поступков.

Пока я это писала, мне вспомнилась фраза из Библии, ее обычно произносят на свадьбах: «Когда я был ребенком, я говорил, как ребенок, понимал, как ребенок, мыслил, как ребенок».

Так вот, теперь я понимаю, как взрослая, — возможно, впервые в жизни. Эта статья, если бы она появилась, причинила бы моей матери боль, может быть, даже сломила бы ее дух, что еще страшнее. У меня есть только одно оправдание: когда я за нее бралась, я была ребенком. Но сейчас я не имею права поступить так с матерью, да и с собой. Впервые в жизни я сдернула с глаз темную пелену обиды и злости и узрела яркий свет. Я снова могу быть дочерью своей матери. Мне трудно объяснить незнакомым людям, что такое не иметь матери, как это больно, как тоскливо.

Мать — хранительница моего прошлого. Ей известны сокровенные моменты, сформировавшие мой характер. Несмотря на все зло, которое я ей причинила, я чувствую, что она по-прежнему меня любит.

Будет ли кто-нибудь еще любить меня так же безоговорочно, не рассуждая? Вряд ли. Я не могу отказаться от такой любви. Придется поискать другого желающего предать Нору Бридж. Я умываю руки.

Поставив точку, Руби почувствовала себя гораздо лучше. Ее решение твердо, вот оно — выведено черным по белому ее рукой. Она не будет сдавать статью.

В Фрайди-Харбор жизнь кипела вовсю. Лодки подходили и отчаливали, по бетонным пирсам бегали дети с сетками в руках, хозяева лодок, стоявших тут же на якоре, подвозили на скрипучих деревянных тележках купленные в магазине товары и загружали на борт.

Этот город был центром американской части архипелага. Больше ста лет островитяне приезжали сюда за покупками, отремонтировать лодки, да и просто пообщаться. Фрайди-Харбор представлял собой живописную смесь старых, обветшалых домов и новых, но выстроенных с мыслью о прошлом. Это был город, на главной улице которого пешеходы, велосипедисты и автомобилисты пользовались равными правами и редко когда раздавался автомобильный гудок. Жители Сан-Хуана, как и других островов, давно поняли, что их существование зависит от туристов. В центре города разместилось множество художественных галерей, сувенирных лавок, магазинов подарков и ресторанов. При этом цены поощряли заезжих калифорнийцев закупать все в двойном количестве, а самим островитянам приходилось отправляться за повседневными товарами в другие места.

Дин бесцельно бродил по улицам. Настроение у него было подавленное, однако он понимал, что зря расстроился. С Руби ничто никогда не бывает легким, а любовь будет труднее всего остального.

Подходя к магазину фототоваров, он заглянул внутрь и, повинуясь минутному капризу, купил дорогой фотоаппарат и пленки столько, что хватило бы заснять падение Берлинской степы. Послышатся судок парома, и Дин понял, что пора возвращаться в порт. Он сел на велосипед и покатил по улице, идущей под уклон. Он приехал поздно и сана успел попасть на паром за последней машиной.

На Лопесе он остановился возле бакалейной лавки, купил еще кое-что и направился домой, изо всех сил нажимая на педали. К тому времени, когда он достиг цели, солнце уже садилось. Лотти на кухне резала овощи для рагу. Поздоровавшись с ней на ходу, Дин поспешил к брату.

— Привет, братец. — Эрик устало улыбнулся. — Как покатался?

Дин приблизился к кровати:

— Угадай, что я купил!

Он открыл небольшую синюю сумку-термос и достал подтаявшее фруктовое мороженое на палочке.

— «Радужная ракета»! — удивился Эрик. — Я и не знал, что их до сих пор делают.

Дин развернул промокшую белую обертку и протянул брагу разноцветный цилиндрик. Ему пришлось помочь Эрику держать мороженое, его ослабевшие пальцы плохо слушались, но улыбка была почти такой же, как в прежние времена. Эрик лизнул «Ракету», закрыл глаза и замычал от удовольствия. Доев, он положил палочку на поднос и вздохнул.

— Вкуснотища! — Он откинулся на подушки. — Я и забыл, как оно мне нравилось.

— А я помню, — отозвался Дин. — В последние дни я многое вспоминаю.

— Что, например?

— Помнишь крепость, которую мы построили на участке миссис Напер? Когда она нас обнаружила, то гнала до самого конца подъездной дороги, размахивая метлой…

— …и обзывала богатым хулиганьем.

— Она грозилась позвонить родителям…

— …а мы сказали, что мама на Барбадосе и звонок будет стоить целое состояние.

Смех Эрика перешел в кашель, а потом и совсем смолк.

— У меня есть еще кое-что.

Дин сходил в свою комнату и вернулся с книгой комиксов.

Эрик удивленно заморгал.

— Мой пропавший «Бэтмен»! Единственный номер, который я потерял!

— Ты его не потерял, — возразил Дин. — Твой младший брат однажды ужасно на тебя разозлился за то, что ты не поделился с ним «Человеком-пауком», и забрал «Бэтмена». А потом не знал, как его вернуть.