Уилл.

– Называй это как хочешь, – фыркает Руби. – Это не меняет ситуацию.

– Нет, – возражает Гретель. – Не называй это как хочешь. Слова важны.

– Рэйна была взрослой, и она дала согласие, – напоминает Уилл.

– Это правда, – говорит Рэйна.

– Я не говорю, что Джейк Джексон совершил преступление, – уточняет Руби. – Только то, что он подонок.

Уилл почесывает свое предплечье.

– У нее был выбор, – без всякого выражения произносит он. – Ее ни к чему не принуждали.

– Ну, у всех нас был выбор, – говорит Руби. Она отскребает кусочек кожи со своей нижней губы и рывком отдирает его. – Гретель выбрала пойти в дом к чужой женщине, а Эшли выбрала участвовать в шоу, а Бернис выбрала встречаться с Эштоном, а я выбрала флиртовать с волком. Может быть, куда важнее то, что та старая сволочь не должна была держать детей в плену, а продюсеры не должны были делать из реалити-шоу концлагерь, а Эштон не должен был убивать всех своих любовниц, а волк вообще не должен был разговаривать с ребенком. И может быть, Джейк Джексон не должен был делать фальшивое предложение работы нищей официантке на двадцать лет младше него, заключив пари с ее отцом.

– У тебя кровь течет, – спокойно замечает Уилл, показывая на своей собственной губе, где именно. Руби облизывает нижнюю губу, сердито глядя на него.

Рэйна крутит кольца у себя на пальце, как будто они вдруг сделались слишком тесными.

Уилл подается в сторону Руби и говорит:

– Я вижу, что ты рассержена. Я не нападал на тебя, и теперь не могу понять, почему ты так это расценила.

– Да пошло оно все на хрен, – шипит Руби.

В комнате наступает молчание. Снаружи доносится приглушенное тарахтение неисправного глушителя, шипение пневматических дверей автобуса.

Бернис рассматривает свои ногти и начинает ногтем большого пальца отодвигать кутикулу, потом бросает это занятие и поднимает взгляд на Уилла.

– Ты делаешь именно то, о чем говорила Руби, Уилл, – произносит она. – Ты переосмысляешь этот разговор так же, как другие люди переосмысляют наши истории. Они смещают фокус на одну мелкую подробность – скажем, на то, какой выбор мы сделали – и упускают из вида полную картину.

– Это называется виктимблейминг – обвинение жертвы, – говорит Эшли.

– Это так и называется, – подтверждает Руби.

– Смысл в том, что ты смещаешь весь разговор, Уилл, – продолжает Бернис, – переводя его на некую проблему с Руби – вместо того, чтобы продолжить взятую тему.

– И какую же? – спрашивает Уилл.

– Честно говоря, – отвечает Гретель, – я думаю, что речь шла о проблемах с тобой. Ты можешь ответить на то, что она сказала?

– Я отвечаю на невербальное содержание, – объясняет Уилл, складывая выпрямленные ладони перед собой, словно для того, чтобы подчеркнуть важность этого пункта, – на диалог, который ведется помимо слов.

– Но, наверное, мы типа как хотим, чтобы ты ответил на диалог, который ведется словами, – говорит Эшли.

– Что-то задело нас всех, – соглашается Уилл, кивая. – Давайте сделаем глубокий вдох и вернемся к прежней теме.

– Или мы можем остановиться на этой, – парирует Руби.

– Можем, – говорит Уилл. – Но наши занятия посвящены не мне. Они посвящены вам всем, а конкретно эта неделя – Рэйне. – Он поворачивается к ней. – Итак, на чем ты остановилась?

Рэйна бросает взгляд на Руби.

– Продолжай, – говорит та. – Тут мы ничего не добьемся.

– Хорошо, – произносит Рэйна. – Мы говорили о выборе. В конечном итоге у меня было два варианта…

* * *

Мои три месяца были на исходе, но все по-прежнему притворялись. Я сама притворялась не меньше остальных.

Был вечер. Человечек сидел на полу в кабинете, вытянув ноги перед собой и раскинув в стороны огромные ступни. Я весь день пыталась кое-что рассказать ему.

– Послушай… – обратилась я к Человечку, но почему-то не смогла закончить фразу. Его взгляд метнулся к моему животу.

– А, – сказала я, – ты уже знаешь. Откуда?

Человечек втянул носом воздух, словно говоря, что учуял это в моем запахе.

– Ты не обязана это делать, – сказал он.

– Я оставлю ребенка.

Неделей раньше я и вообразить не смогла бы, что произнесу эти слова. Но что-то изменилось в тот момент, когда я в ожидании ответа сидела в санузле отцовского дома, где на туалетном бачке стояла банка физраствора с плавающим в нем зубом. Мое будущее вырисовывалось между этими двумя полосками, этими двумя линиями Роршаха. Они выглядели как дорожка, как направление, как указание – волшебная дорога, которая уведет меня прочь из этого санузла, этого дома, этого городка.

Человечек покачал головой.

– Я не это имел в виду. Я хотел сказать, что ты не обязана выходить замуж за Джейка Джексона.

И я, и он знали, что Джейк Джексон сделает мне предложение, что он выбрал меня из череды офисных девиц, что даже если он захочет передумать, то не сможет это сделать теперь – ребенок от такой юной девушки, как я, без счастливого завершения любовной истории выставит его не в самом лучшем свете. Я уже могла нарисовать себе картину этого предложения: лепестки роз, рассыпанные по белой постели, ведерко со льдом, в котором стоит бутылка безалкогольного шампанского, черная бархатная коробочка со сверкающим кольцом.

– А что, если я именно этого и хочу? – спросила я.

– А это так? – переспросил Человечек. Он водил своим корявым пальцем туда-сюда по жесткому ковровому покрытию. – Я мог бы помочь тебе.

Он мог бы найти работу в редактировании видео. Каждый день выходили новые реалити-шоу. Он мог заработать денег более чем достаточно, чтобы обеспечить этого ребенка, а я, может быть, даже смогла бы закончить колледж.

– Человечек, – произнесла я, – я ничего не знаю о тебе. Я не знаю, где ты живешь. Я не знаю, сколько тебе лет. Я даже не знаю твое настоящее имя.

– А ты знаешь настоящее имя Джейка Джексона? – спросил Человечек, скрещивая крошечные руки на груди. – Ты знаешь, сколько ему лет? Ты знаешь, где он живет?

На самом деле я не знала ничего этого. «Джейк Джексон», как я узнала позже, – это был его сценический псевдоним, а настоящее его имя было Джейкоб и произносилось через «й». Я предполагала, что ему за тридцать, хотя на самом деле ему было за сорок. И я никогда не бывала у него дома.

– Я даже не знаю, почему ты здесь. Почему ты сделал все это для меня?

– Это было не для тебя, – сквозь зубы сказал он. Потом достал из коробки скрепку, осмотрел ее и запустил через всю комнату. – Я не домовой. Я не купидон. Я пришел сюда не затем, чтобы сосватать тебя за знаменитость.

Он