Уотсон опустил голову и посмотрел на свои руки:

— Наверное, она умерла быстро… Ничего нельзя было сделать.

Портер потянул носом и крутанул руль влево. Они повернули на Рузвельт-стрит.

— Стрелок сбежал, не взяв денег. Тарек сразу же позвонил в Службу спасения. Он пытался остановить кровь, но ты прав… поделать ничего было нельзя.

— Мне так жаль.

— А знаешь, в чем настоящая засада? Когда в тот вечер ехал домой, я знал, что молоко у нас почти закончилось; помнил, что еще утром решил на обратном пути заехать за ним. Но, поравнявшись с магазином, разглядел внутри очередь и подумал: зайду попозже. Можешь себе представить? Я потерял ее… потому что из-за своей чертовой лени не захотел несколько минут постоять в очереди!

— Не стоит так думать.

— Сейчас я вообще не знаю, что и думать. Не знаю, что мне делать. Еще день — и я бы просто не выдержал в четырех стенах. Соседи провожают меня сочувственными взглядами. Все обращаются со мной очень ласково. Как с больным. Даже сейчас… — Он неопределенно взмахнул рукой. — Я решил взять с собой тебя, потому что думал, с тобой мне будет легче, чем с Нэшем или Клэр, но никакой разницы нет. Наверное, мне просто хочется поговорить обо всем с человеком, который не… — Он кашлянул. — Который ее не знал. Признаться, я вообще не хочу об этом говорить, а в общем, понятия не имею, что мне делать. Так как я служу в убойном отделе, мне много раз приходилось рассказывать людям о гибели их близких; я огрубел, очерствел. Двадцать три года подряд сообщать людям, что их близких больше нет! Такого рода задания стали для меня систематическими. Хочешь — верь, хочешь — не верь, но я даже придумал для себя пару вариантов речи на такие случаи… В зависимости от ситуации, так сказать. Мы с Нэшем играли в «орла и решку»: подбрасывали четвертак, и проигравший должен был ехать к родственникам погибшего. Я рассказывал, что случилось, объяснял, что близкий им человек теперь находится в лучшем мире, советовал, как жить дальше, как справиться с потерей. Уверял их, что время лечит. Какой же фигней все это кажется теперь! Когда я потерял… потерял Хизер… Господи, я даже не могу произнести эти слова и не давиться. Наверное, ей бы не хотелось, чтобы я сейчас давился и задыхался; наверное, она бы хотела, чтобы я сосредоточился на хороших воспоминаниях и забыл о последних неделях, не позволял им омрачать то, что у нас было. Но я не могу. Всякий раз, как я вижу какую-то ее вещь — книгу, которую она читала, да так и не дочитала, зубную щетку, которой она больше не воспользуется, грязное белье, ее почту… я не могу сдержаться. Раз в неделю мы с ней играли в «Скрэббл»; последняя партия до сих пор разложена на доске; не могу себя заставить ее убрать. Все время смотрю на ее фишки и гадаю, какое бы следующее слово она выложила. Я просыпаюсь среди ночи, тянусь на ее половину кровати, но нахожу только холодную простыню.

Он переключился на более низкую передачу, обогнал такси, притормозившее перед тем, как повернуть направо, и сразу же резко выкрутил руль влево, чтобы избежать столкновения с фургоном, отъехавшим от закусочной «Бургер кинг».

— Может, включим мигалку? — предложил Уотсон. — Или, если хотите, я сяду за руль.

Портер вытер глаза рукавом:

— Нет, не надо, я в норме. Все будет хорошо. Наверное, надо было предупредить тебя до того, как ты сел ко мне в машину. Такие вещи надо рассказывать психотерапевту, а не молодому криминалисту. Ты ведь не обязан меня выслушивать!

— Вам нужно с кем-то говорить; разговаривая, мы исцеляемся. Держать все в себе нельзя. Если держать такое в себе, оно будет разрастаться внутри, как раковая опухоль.

Портер хихикнул:

— Ты говоришь прямо как мозгоправ. За последние два дня это самая длинная фраза, какую я от тебя слышал.

— Я специализируюсь в том числе и по психологии, — застенчиво признался Уотсон.

— Серьезно? Погоди… ты сказал «в том числе»?

Парень кивнул:

— Скоро получу третий диплом.

Портер проехал перекресток на желтый свет и чудом уклонился от столкновения с «фольксвагеном-жуком», перестроившимся слева.

Когда Портер переключился на третью передачу и повернул направо из крайнего левого ряда, едва не зацепив красный «бьюик», у Уотсона побелели костяшки пальцев.

— Давайте все-таки я поведу. Капитан хотел, чтобы за руль сел я.

— Мы уже почти на месте.

— Не знаю, стоит ли вам вообще туда ехать.

— О том, чтобы не ехать, и речи быть не могло. Если это он, я должен на него взглянуть.

Они повернули на Пятидесятую авеню и затормозили возле участка. Портер припарковался на месте, предназначенном для инвалидов, и поставил на приборную панель табличку «Полиция». Затем он достал из наплечной кобуры «беретту» и спрятал ее под сиденьем. Посмотрел на часы в руках Уотсона.

— Где там магазинчик твоего дяди?

— Он называется «Отец Время. Антиквариат. Коллекции». Недалеко от Белмонт.

— Давай их сюда, — велел Портер. — Вещдоки нельзя оставлять на произвол судьбы.

Уотсон протянул ему пакет с часами, и Портер положил его в карман.

— Вы уверены, что это хорошая идея? — спросил Уотсон.

— По-моему, идея ужасная, но я должен на него взглянуть.