— Вот блин! — вырвалось у него, когда он читал статью, сопровождаемую фотографиями его и Кэти в самые их счастливые дни в последнем классе школы. Снимки были пересняты из их выпускного альбома.

— Насколько правдива вся эта история? — спросил Фрэнк.

— Кэти Бенсон действительно была моей девушкой, но этот ребенок не от меня.

Фрэнк смотрел на него как судья, услышавший автоматическое «Я ни в чем не виноват!» от обвиняемого, пойманного за руку на горячем.

— Я позвал тебя сюда, Трей, не для того, чтобы влезать в твои личные дела или читать лекцию. Я позвал тебя сюда, чтобы посоветовать: закрой рот на замок и держи язык за зубами по поводу всего этого. Не говори ничего репортерам, которые попытаются вытащить из тебя какие-то подробности. Твой ответ должен быть предельно прост: «Без комментариев». Ты должен продолжать делать свое дело, а их просто игнорируй. Это понятно?

— Я все понял, тренер.

Фрэнк постучал рукой по скандальной газете.

— Такие вещи отбрасывают длинную тень, Трей, и могут тянуться за игроком всю его карьеру. Репортеры обожают на время забывать о них, а затем в подходящий момент вытаскивать их на свет божий, особенно когда в это дело вовлечен ребенок. С этого момента будь готов к тому, что тебе будут задавать вопросы, касающиеся данной ситуации, и что девушка может создать тебе проблемы, когда ты станешь богат и знаменит.

— С ее стороны не будет никаких проблем.

— Она не станет у тебя за спиной проводить тест на отцовство, чтобы поддержать своего ребенка?

— Не будет.

— Как ты можешь быть в этом так уверен?

— Потому что я хорошо ее знаю.

Фрэнк удивленно поднял брови. Два года он искал подсказку, которая могла бы объяснить, что произошло за те несколько дней, которые Трей после летних лагерей провел дома, и что так радикально изменило этого общительного и даже сардонического парня, а его лучшего друга заставило принять решение стать священником. Фрэнк помнил, как Трей говорил, что в этом замешана девушка, а теперь он был готов побиться об заклад на любимого шнауцера своей тещи, что эта красотка из таблоида была составной частью любовного треугольника с участием Трея и Джона Колдуэлла.

— Когда станешь на ноги, ты планируешь… что-то сделать для этого ребенка? — спросил Фрэнк.

Как бывало всегда, когда Фрэнк заходил на запретную частную территорию, Трей промолчал; бесстрастное выражение его лица и устремленный куда-то вперед взгляд ясно давали понять, что его планы никоим образом не касаются тренера.

Фрэнк тяжело вздохнул.

— Газетчики сделают из тебя негодяя.

— Пускай. Если бы я был согласен с этим, я бы сказал, что я его отец, а это не так.

Фрэнк швырнул таблоид в корзину для бумаг.

— Что ж, тогда мой последний совет тебе: пусть твоим проводником будет совесть. И помни, что я тебе говорил про длинные тени.

Трей вышел из кабинета тренера, последние слова которого все еще звучали у него в ушах. «Пусть твоим проводником будет совесть». Тренер Медфорд не поверил ему, когда он сказал, что это не его ребенок. Никто не поверил бы, но что из того? Он же знал, что эта история все равно всплывет, он обдумывал этот вопрос и так, и эдак и решил, что если его в любом случае будут считать негодяем, то пусть лучше за то, что он не выполнил свой долг по отношению к незаконнорожденному ребенку, а не за чужие грехи. Прошлой осенью он решил сказать Кэти и Джону, что он стерилен. Но при определенных условиях: во-первых, если Джон передумает принимать духовный сан, и, во-вторых, если Кэти по-прежнему любит его. Первое из них не сбылось. Джон был уже на втором году своего послушничества, довольный, как поросенок в луже, как выразилась тетя Мейбл, а Кэти… Кэти двинулась дальше. Она превратила «Беннис бургерс» в какое-то кулинарное чудо, а Трей для нее, предположительно, больше не существовал. Что произойдет, если Трей внезапно расскажет им всю правду и вновь поломает все планы? Джон должен будет бросить послушничество и вернуться, чтобы жениться на Кэти, а Кэти — если Трей еще ничего не забыл о Кэтрин Энн Бенсон — будет всегда терзаться чувством вины, что оторвала его от выбранного им призвания.

Если пресса столько внимания уделила такому заурядному прегрешению ТД Холла, то как они раздуют его обман по отношению к лучшему другу и девушке, которой он клялся в вечной любви? Общественность — и комитет по присуждению приза Хайсмана[15] — могут простить его за то, что он не признал ребенка, особенно учитывая утверждение, что это не его ребенок, но только не в том случае, когда узнают, что он умышленно скрывал важные сведения, и поймут все последствия, к которым это привело. Он отошел в сторону и позволил своему лучшему другу стать священником, который так и не узнал, что это его ребенок, и не дал своей подруге, тоже не знавшей правды, выйти замуж за настоящего отца своего сына.

А еще хуже то — причем намного хуже! — что он позволит ребенку вырасти в убежденности, что его отец — Трей Дон Холл.

Когда газетчики разнюхают об этом, а они обязательно разнюхают, они его просто с дерьмом смешают. Его карьера на этом закончится, может быть, не в качестве игрока, но в той ее части, которую он так любил: уважение тренеров и фанов, дружба и преданность товарищей по команде. И еще все эти разговоры о длинной тени! Да она будет следовать за ним всю его жизнь!

На мгновение, глядя на фотографию Кэти и такого симпатичного ребенка, Трей почувствовал угрызения совести. Он пытался забыть ее лицо и фигуру, но снимок напомнил ему любимые черты. Она была сфотографирована в каком-то кафе, где в углу стоял музыкальный автомат, а должна была быть где-нибудь в лаборатории, в белом халате, должна была учиться, чтобы стать врачом. Он никогда не заходил в медицинский кампус университета с его обновленной мемориальной больницей Джексона, но все равно хорошо помнил, как она мечтала ходить сюда на лекции. Иногда он физически испытывал болезненную злость на Кэти, которая сама лишила себя карьеры. Трей до сих пор не понимал, почему они с Джоном не догадались, что этот ребенок не от него, что он мог быть только от Джона. Неужели они оба не задумались над его необъяснимым поведением? К тому же они ведь как-то легли вместе в постель, разве не так?

Этот вкус желчи во рту никуда не уходил, и именно он постоянно загонял совесть Трея обратно в ее темницу. Кэти с Джоном разрушили все, что он любил. Футбол стал единственной отдушиной в его жизни, которая была настоящей и надежной. Это было все, о чем ему надлежало заботиться, и он ни за что на свете не пожертвует этим ради кого-то или чего-то. За ним уже тянулась одна темная тень, от которой он мог легко ускользнуть, если только новообращенный послушник Джон Колдуэлл не прислушается к доводам своей совести.

Глава 36

Приглашение пришло в мае, когда в «Ручке сковородки» последний холодный фронт сменился первым умеренно теплым днем запоздавшей весны. Из почтового отделения Эмма сразу поехала к Бенни, чтобы Кэти могла побыстрее прочитать его, и, пока ее внучка распечатывала толстый конверт, невольно произнесла: