Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Серена идет по классу пошатываясь и произносит свои строки. У нее на голове бейсболка, повернутая козырьком назад, потому что в эти кошмарные выходные, когда все пошло прахом, я так и не придумала других костюмов. Макбет-братан в ее исполнении полон сожаления, пальцы скрючиваются, точно когти, когда она, полная чувства вины, старается держать их подальше от себя, – как будто руки стали чужими, как будто она не верит, с чего вдруг они оказались частью ее тела. Смотря на Серену, можно поверить, что Макбет – просто честный парень, который случайно оступился, послушав жену.
Конечно, Леди Макбет, которую играю я (также с нелепой бейсболкой на голове), не находит у аудитории одобрения. Мало того, в этом отрывке она (1) подбрасывает орудия убийства на место преступления, потому что Макбет не может на это решиться, (2) когда муж раскаивается, заявляет, что он слабак, (3) ведет себя так, как будто, стоит им смыть кровь с рук, как они избавятся от чувства вины. «Воды немного, смыть пятна, вот и все. И с плеч долой! – говорит она мужу, как истинная психопатка. – Как мы легко вздохнем!»
Макбет же, напротив, в конце этой сцены сожалеет, что убил Дункана: «Не могу, на сделанное вновь взглянуть не в силах».
Мы кланяемся, миз Боскович энергично нам аплодирует и в восторге изрекает:
– Если честно, я немного не поняла, что означают ваши бейсболки, но в любом случае это очень оригинальная интерпретация!
Потом она предлагает классу начать обсуждение.
Сара Пак поднимает руку.
– Я думаю, в этой сцене выражена мысль, что настоящий злодей в этой трагедии – Леди Макбет, – говорит она. – Она кажется абсолютно хладнокровной, даже когда Макбета начинает мучить совесть.
Одноклассники переговариваются, многие кивают.
– Интересное мнение, Сара, – говорит миз Боскович. – У кого есть другие мысли?
Но других мыслей нет. Вместо этого все набрасываются на Леди Макбет.
– Ей бы только дорваться до власти, – говорит Грег Ландау. – Она так сильно хочет, чтобы Макбет стал королем, что толкает его на убийство.
– Ага, он по крайней мере сомневается, стоило ли оно того, – поддакивает Вероника Пател. – Он, может быть, и остановился бы, но Леди Макбет его постоянно подзуживает.
Опять многие кивают. Да, все согласны: Леди Макбет – настоящая тварь.
Потом руку тянет Серена.
– Да, Серена? – говорит миз Боскович.
– Я думаю, «Макбет» – это ужасно женоненавистническая пьеса, – заявляет она.
От этого неожиданного высказывания по классу прокатывается шепот. Ничего себе она замахнулась.
– В каком смысле? – спрашивает учительница.
– Все сами только что сказали, – объясняет Серена. – Леди Макбет главная героиня, но она ужасно злобная. А это плохо, ведь она нарушает свойственные своему полу нормы поведения, она сильная и амбициозная. Ее наказывают за то, что она ведет себя как мужчина.
Класс, похоже, задумывается над ее словами. Руку поднимает Эбби Чан.
– А разве нам стоит читать книгу, которая показывает женщину в таком отрицательном ключе?
Теперь все по-настоящему заинтригованы. Неужели Шекспир, чувак, которого нас каждый год заставляют читать, на самом деле женоненавистник?
Я вижу, как Вайнона, сидящая через несколько парт от меня, молча закатывает глаза. Почему-то это придает мне смелости.
– Не могу согласиться, – громко заявляю я, не поднимая руки, и все таращатся на меня. – Я думаю, говорить, что трагедия женоненавистническая, только из-за жестокости Леди Макбет, это слишком упрощенный взгляд.
– А можешь развить эту мысль? – предлагает миз Боскович.
– Амбициозность Макбета так же опасна, – говорю я. – Не нужно делать ему поблажек. Ведь убийства-то совершает он. – Мысли мои становятся все четче и яснее, говорю я все увереннее. – Можно еще выдвинуть аргумент, что амбиции Леди Макбет не вращаются вокруг нее самой. Все ее амбиции сосредоточены на нем. Она хочет, чтобы Макбет стал королем, потому что должна этого хотеть как верная жена, поддерживающая мужа. Кроме того, она вроде как чувствует вину позже, когда сходит с ума.
– Эй, это спойлер! – возмущается Райан.
– Я хочу сказать, – продолжаю я, не обращая на него внимания, – нельзя утверждать, что в этой пьесе Леди Макбет показана более отталкивающей, чем сам Макбет. – Я оглядываю всю аудиторию. – Возможно, тот факт, что мы ее видим таковой, многое говорит о нас самих.
Тут звенит звонок, и миз Боскович завершает обсуждение:
– Давайте продолжим завтра, мои дорогие!
Серена, сидящая на другом конце класса, выглядит задумчивой.
36
Спор с Сереной Хванбо о «Макбете» был не самым умным моим ходом в плане общественного мнения, учитывая обстоятельства, но, в конце концов, разве он хоть что-то меняет? Все и так хуже некуда. С каждым часом история о том, что мы с Леном якобы делали на вечеринке у Нэйта Гордона, обрастает новыми подробностями, можно даже подумать, что я в тот вечер отлично провела время.
Раньше я полагала, что не нравлюсь людям, поскольку они считают меня стервой. И иногда, возможно, я этим даже гордилась. Вот почему я никогда не задумывалась, вешая такой же ярлык на другую девушку. Ведь, будучи «стервой», я могла делать что хочу и не париться, как меня будут называть. И я видела в этом определенную силу. Но в последнее время я все больше стала размышлять, что это за сила такая, если в этом слове все равно столько ненависти, той же самой, что и в слове «шлюха», которое налагает на человека гадкое пятно, кто бы это слово ни произносил.
Теперь-то, конечно, я эту ненависть знаю отлично. Спасибо одноклассникам.
После школы я еле-еле плетусь в редакцию «Горна» и проверяю, есть ли там кто-то. К счастью, я вижу только Джеймса, так что решаю ненадолго здесь задержаться.
– Как ты?
Джеймс стоит у белой классной доски, а я волочу ноги мимо него.
– Так себе.
– Что с Вайноной?
– Тухло.
– Она до сих пор не слушает твоих извинений?
Я сажусь и, распластавшись по парте, укладываю на столешницу подбородок.
– Ага.
Джеймс снова поворачивается к доске и продолжает с нее стирать.
– А что Лен?
Я безвольно кладу голову