Чамберс рассмеялся и покачал головой.

– Тебе решать, – отозвался он. – Лично я считаю хорошей новостью то, что Антонио удалось сегодня утром разузнать о человеке, который сидел в тюрьме Пастиллиано.

Мишель тут же встрепенулась:

– И сумел оттуда выбраться?

– Некоторым это удается, – напомнил Чамберс.

Мишель повернулась к Антонио.

– Кто этот человек? – спросила она. – Кто-нибудь из «Эстреллы»?

Антонио кивнул.

– Он даст показания? – допытывалась Мишель.

– Я делаю все, что могу, – сказал Антонио. – После того, что случилось вчера, у нас есть шанс. Но, поступив так, он пошел бы против своих товарищей, а им вряд ли захочется навлекать на себя еще большие неприятности, так что особенно не надейся.

– Но он хотя бы поговорит с нами? – настаивала Мишель. – Даже если мы обойдемся без записей, это уже немало для начала.

Чамберс предупреждающе поднял руку.

– Это наша единственная надежная зацепка, – произнес он, – и мы не можем ее потерять. – С этими словами он посмотрел мимо Мишель и ухмыльнулся.

Мишель повернулась и, увидев Кавана, который расплачивался с таксистом, поднялась на ноги.

– Милый, – сказала она, положив руки на плечи Кавану, когда тот вошел в кабинку, – я уже начинала волноваться.

– И не зря, – отозвался Каван и, весело сверкнув голубыми глазами, взглянул поверх ее плеча на Антонио. – Ты подставил меня, – провозгласил он.

Мишель посмотрела на Антонио, на лице которого появилась виноватая мина.

– Это не я, – заспорил он, вскинув руки.

– Если не ты, то кто же? – Каван со смехом подтянул к себе кресло и сел. – Антонио уговорил меня посетить занятия по половому воспитанию, – объяснил он. – Я пошел туда и оказался в компании малолетних жриц любви.

Чамберс расхохотался и хлопнул Антонио по спине.

– Стало быть, теперь ты знаешь, что такое любовь, – сказала Мишель.

Антонио фыркнул, а Чамберс жестом велел мальчишке-торговцу принести еще пива.

– В общем-то было интересно, – признался Каван. – Но у дверей на страже сидела сестра Тереза, следя за тем, чтобы все присутствующие уяснили урок и получили презервативы.

Мишель улыбнулась. Сестра Тереза была ревностной католичкой, но отнюдь не витала в облаках.

Увидев, что к Мишель присоединились Том и Каван, дети выскочили на берег и наперегонки помчались к кабинке. Едва они ступили на дорожку, Каван подхватил на руки Робби и Ларису, а Томас, старший из трех, сделал вид, что он слишком взрослый и ему безразлично, что он остался один. Увидев это, Том тут же посадил мальчика себе на колени и предложил ему пива.

Мишель было приятно видеть, как легко мужчины находят общий язык с детьми. Она улыбнулась, заметив, с какой радостью воспринимает их внимание Робби, маленький симпатичный мальчуган с твердым, независимым характером и таким бесшабашным, озорным нравом, что не было ничего удивительного в том, как близко они сошлись с Каваном. Поймав взгляд Кавана, Мишель почувствовала, как дрогнуло ее сердце, и с трудом подавила желание прикоснуться к нему. В последнее время Каван все чаще заговаривал о том, что им нужно «упорядочить» взаимоотношения, и Мишель, хотя и не спрашивала, что именно он имеет в виду, понимала, что уже очень скоро ей придется принимать то или иное решение, и она страшилась этого дня ничуть не меньше, чем того мига, когда вновь встретится с Майком.

Но Каван – это не Майк. Они различались буквально во всем, и если бы не внешнее сходство, Мишель, пожалуй, усомнилась бы в их родстве. Каван никогда не пытался ошеломить ее, сбить с толку. Рядом с ним Мишель могла быть самой собой, у нее не возникало ощущения, будто ей навязывают чуждые цели и воззрения. Но она так любила Майка, что долгое время ей казалось, будто она разделяет все его желания. Она была готова на все, лишь бы он был счастлив, и даже теперь по-прежнему все время думала о нем, тосковала по нему. Однако те страдания, которые они причинили друг другу, нельзя было забыть, а возможно, даже простить. Мишель опустила глаза на Робби, гадая, не для того ли она сблизилась с Каваном, чтобы наказать Майка. А может быть, она хотела заставить Майка попытаться вернуть ее, хотя именно она бросила его, а не наоборот.

Думать об этом было слишком мучительно, и Мишель, торопливо выбросив из головы мысли о Майке, повернулась к Антонио.

– Кто та женщина, которая взяла ребенка? – негромко спросила она. – Она родственница Марсио?

Антонио кивнул, приподняв брови с таким видом, будто ожидал этого вопроса.

– Мать? Тетка? Бабка? – продолжала Мишель.

– Тетка, – ответил молодой человек.

– Она видела то, что случилось вчера?

– Судя по ее словам, да.

– Ты уговоришь ее встретиться с нами?

Чамберс вмешался в беседу, не дав Антонио раскрыть рта.

– Забудь об этом, – сказал он.

Мишель повернулась к Чамберсу, удивленная его раздраженным тоном и тем, что тот услышал ее разговор с Антонио.

– Об этом не может быть и речи, – добавил Чамберс, пытаясь избежать столкновения с головой Томаса, который уклонялся от кулачков Ларисы.

Лицо Мишель потемнело. Она откинулась на спинку шезлонга, усаживая себе на колени Робби.

– Я думала, цель нашего пребывания здесь – сбор улик, – с вызовом произнесла она.

– Совершенно верно, – подтвердил Чамберс, бросив взгляд на Кавана, который только сейчас заинтересовался разговором. – Но мы условились, что расследования в трущобах веду я. Особенно после вчерашней перестрелки.

– Женщине будет намного удобнее беседовать со мной, – возразила Мишель, стараясь говорить спокойно.

– Тебе отводится вспомогательная роль, – напомнил Чамберс. – Если люди отказываются общаться со мной, за дело берешься ты.

– Но к этому времени у них может пропасть охота говорить вообще с кем бы то ни было, – процедила Мишель. – Если они, конечно, останутся в живых. И кстати, как быть с ребенком?

– Ребенок – дело другое.

– Какой ребенок? – спросил Каван.

Мишель посмотрела на него.

– Объясню позже, – ответила она и, повернувшись к Чамберсу, добавила: – Я хочу увидеть ребенка.

– Что ж, устроим его в приют, – сказал Чамберс и поднес к губам стакан, давая понять, что разговор окончен.

Мишель не терпелось ринуться в бой, но, обладая большим опытом общения с Томом, она знала, когда следует отступиться. Упрямство могло привести к тому, что Чамберс отправил бы ее из Бразилии, но она зашла слишком далеко, чтобы бросать начатое дело. В сущности, как бы Мишель ни сердилась на Чамберса, она понимала его беспокойство. Выполняя свой профессиональный долг, он уже потерял одну женщину и ни за что не рискнул бы жизнью другой.