«Больше не буду».

Лена неловко поерзала на сиденье.

— Я прошу у вас прощения. Возможно, вы нашли мои слова неуважительными. Но это не так. Я просто не была знакома с теми, кто знал бы о войне так много, как вы.

«Прекрасное начало. Если под знаниями ты имела в виду одержимость».

— Не смущайся, сладкое сердечко. В подобных случаях Пруденс Джейн всегда так бушует, что пачкает свои панталоны.

Бабушка Грейс подтолкнула локтем притихшую сестру.

«Вот почему мы подливаем виски ей в чай».

— Или это у тебя от того арахисового коржа, который привез Карлтон?

Бабушка Пру примирительно взглянула на Лену.

— Наверное, я переела сладкого.

«Ее и за уши не оттащишь от сластей».

Мой отец прочистил горло. Все выжидающе повернулись к нему. Но он лишь рассеянно перекатывал по тарелке вареную картофелину. Лена увидела в этом возможность для перемены темы.

— Мистер Уот! Итан говорил, что вы писатель. Какие книги вы пишете?

Мой отец молча посмотрел на нее и снова уставился в тарелку. Возможно, он даже не понял, что Лена задала ему вопрос,

— Митчелл работает над новой книгой, — пояснила Эмма. — Она будет самой большой и, наверное, самой важной из всех его произведений. Он автор многих книг. Сколько их уже, Митчелл?

Она говорила с ним, как с ребенком. Ей было прекрасно известно, сколько книг написал мой отец.

— Тринадцать, — тихо ответил он.

Лена, конечно, не могла оценить это коммуникативное достижение моего отца. Но я-то посчитал такое его поведение настоящим прорывом. Лишь взглянув на папу — на его всклокоченные волосы и черные круги под глазами, я расстроился. Когда он успел так надорваться?

— И о чем ваша новая книга? — спросила Лена.

Внезапно мой отец оживился. Он словно вернулся со звезды в реальный мир.

— Это история любви. На самом деле в книге рассказывается о путешествии. Мне хочется написать солидный американский роман. Позже критики назовут его кульминацией моей карьеры. Но сейчас я не могу рассказывать о сюжете. Поверьте, не на этой стадии. Не сейчас, когда я так близок… к…

Он стал запинаться. Затем совсем замолчал, как будто кто-то щелкнул выключателем на его спине. Я понял почему. Он смотрел на опустевший стул мамы. Эмма встревоженно нахмурилась. Тетя Кэролайн попыталась спасти вечер и отвлечь всеобщее внимание от поникшей фигуры отца.

— Лена, а откуда ты приехала в Гэтлин?

Я не услышал ответ. Все звуки исчезли. Мир медленно заскользил перед моими глазами, то расширяясь, то сжимаясь, теряя очертания, как горизонт за волнами горячего воздуха.

Затем…

Люди в гостиной застыли, словно на картинке. Я замер. Мой отец тоже замер. Его глаза сузились. Губы округлились, будто он намеревался произнести какое-то слово, которому не суждено было сорваться с языка. Он все еще смотрел на тарелку с вареной картошкой. Сестры, тетя Кэролайн и Мэриан оцепенели, как статуи. Даже воздух казался неподвижным. Маятник дедушкиных часов остановился на половине взмаха.

«Итан? С тобой все в порядке?»

Я хотел ответить ей, но не мог. Ощущение было сродни тому, когда Ридли скрутила меня смертельными чарами. В тот раз я чуть не умер от холода. Сейчас я тоже был будто заморожен, но чувствовал себя довольно комфортно.

— Это я так сделала? — громко спросила Лена.

Ей смогла ответить только Эмма:

— Остановила время? Ты? Скорее моя жареная индюшка проглотила бы аллигатора.

Она насмешливо фыркнула.

— Нет, это не твоя работа, детка. Здесь постарались более великие, чем ты. Мои предки решили, что пришла пора для нашей беседы. Мы должны поговорить как женщина с женщиной. Сейчас нас никто не слышит.

«Кроме меня. Я все слышу».

Мне не удавалось произнести ни слова. Я слышал, но не мог говорить.

Эмма посмотрела на потолок.

— Спасибо тебе, тетя Делила. Я ценю твою помощь.

Она подошла к буфету и отрезала кусок тыквенного пирога. Положив его на красивую китайскую тарелку, Эмма поставила свой дар в центр стола.

— Оставляю это подношение для тебя и Великих. Не забывайте о том, что я делаю для вас.

— Что тут происходит? И что именно вы делаете для них?

— На самом деле им уже ничем не поможешь, — прошептала Эмма. — Это я выпрашиваю для нас дополнительное время.

— Вы чародейка?

— Нет, я простая ясновидящая. Я вижу то, что требуется увидеть, и то, чего не может увидеть никто другой.

— Как же вы остановили время?

Лена рассказывала мне, что некоторые чародеи умели влиять на время — но только самые могущественные из них.

— Такая магия для меня недоступна. Иногда я прошу Великих о какой-нибудь услуге, и тетя Делила делает мне одолжение.

Мне показалось, что слова Эммы смутили или напугали Лену.

— Кто такие Великие?

— Великие — это моя семья из Иномирья. Время от времени они помогают мне, а если не могут, то приводят с собой других Великих.

Эмма склонилась через стол и посмотрела Лене в глаза.

— Почему ты не носишь браслет?

— Что?

— Разве Мелхиседек не дал тебе нить с бусинами? Я сказала ему, что ты должна носить ее и днем и ночью.

— Он дал мне этот амулет, но я сняла его.

— Почему ты решила ослушаться дядю?

— Мы с Итаном подумали, что браслет блокирует видения.

— Он действительно кое-что блокирует, если ты носишь его на руке.

— Для чего он предназначен?

Эмма профессиональным жестом гадалки, намеревающейся читать по линиям на ладони, взяла руку Лены.

— Детка, мне не нравится роль плохой вестницы. Но Мелхиседек и вся твоя семья не собираются говорить тебе правду. Никто из них. А тебе нужно многое узнать. Тебе следует приготовиться.

— Приготовиться к чему?

Взглянув в потолок, Эмма что-то прошептала себе под нос, а потом громко добавила:

— За тобой пришли, дитя. И это сила, с которой нужно считаться. Сила темная, как ночь.

— Кто? Кто пришел за мной?

— Ах, почему они не рассказали тебе сами? Всегда я оказываюсь крайней! Но Великие шепчут, что кто-то должен сообщить тебе правду, пока еще не слишком поздно.

— Какую правду? Кто пришел за мной?

Эмма расстегнула ворот блузки и вытащила небольшой мешочек, висевший у нее на груди. Сжав его в руке, она понизила голос, словно боялась, что их услышит кто- то посторонний.