Ну а в остальном у меня сомнений никаких. Да, порой мне хочется вот так пожаловаться, а вскоре, если и когда начнется обучение у бабы Ани и работа с Ковальчуком, захочется еще сильнее, и я, наварное, доведу Яна своим нытьем так, что он меня бросит и улетит к моей бабуле на моря, но…

Да, все будет хорошо. Потому что у Зеленцовых иначе не бывает.

ни из сказок Иеремии Ту, ни из своих детских книжек, ни даже от Анны Маклейн,

поскольку случилось все много позже и не предавалось широкой огласке.

Шаман… раздражал.

Раздражал каждым своим редким словом, каждым тягучим, словно пережеванная ириска, движением, каждым колечком дыма, что выпускал из скукоженного, как попка курицы, беззубого рта.

Казалось, это и не рот вовсе, а отверстие, предназначенное исключительно для мундштука древней и потрескавшейся деревянной трубки, и что эта трубка родилась и выросла вместе с этим дочерна загорелым телом, дабы периодически затыкать это отверстие.

В общем, шаман раздражал.

Хотя, конечно, не так сильно, как предыдущие «духовные наставники» Ярополка, с которыми его свела судьба в лице неугомонной родни.

К первому, бритоголовому монаху в балахоне цвета детской неожиданности, чья лысина блестела на солнце как начищенный пятак и чьи глаза были так же узки, как у самого Ярополка после развеселой встречи с друзьями за кружкой-десятью медовухи… так вот, к первому он добирался несколько месяцев.

Точнее один месяц бродил вокруг неприступной скалы, соображая, как бы половчее на нее взобраться, ведь по всему выходило, что монах ждет его на вершине. А когда наконец взобрался — никакого монаха там не оказалось, лишь выдолбленная на камне надпись, гласившая «УСЕРДИЕ».

Второй месяц Ярополк искал лысого пройдоху уже с совсем иной целью и облазил множество темных и сырых пещер, в кои заводила его путеводная нить, но в результате нашел только очередное послание на одной из каменных стен: «СМИРЕНИЕ».

Третий месяц Ярополк пил, а на четвертый отправился к жалкому человечишке, что посоветовал ему этого монаха, и пригрозил возить его мордой по столу до тех пор, пока монах не объявится. И получил от человечишки давно заготовленный листок бумаги с новым словом: «ЦЕЛЕУСТРЕМЛЕННОСТЬ».

Пятый месяц прошел в тумане ярости и жажды крови, но вот наконец среди заснеженных гор какой-то далекой страны Ярополк сошелся со своей целью лицом к лицу. Монах улыбался, и зубы его сверкали в солнечных лучах не хуже кристально чистого снега вокруг.

«УМИРОТВОРЕНИЕ» — огромными буквами было написано у ног монаха, и Ярополк тоже улыбнулся. Светло и широко, от всей своей русской души. И от этой же души скрутил монаха в узел, ткнул мордой в сугроб и удалился восвояси.

Смирившийся, добившийся цели и умиротворенный.

Ко второму врачевателю — самому настоящему и прославленному психотерапевту — Ярополка отправили маги из Надзорного комитета. Тут с поиском проблем не возникло: очкастый профессор с закрученными усиками, в строгом костюме и с огромным галстуком-бабочкой ждал пациента в своем офисе ежедневно ровно к трем часам пополудни.

И Ярополк послушно таскался в этот офис. Втискивал свое немаленькое тело в узкое и явно не предназначенное для подобных габаритов кресло, отчего то рыдало и скрипело на протяжении всего сеанса, и говорил-говорил-говорил без устали обо всем, что врачеватель желали узнать.

И за две недели визитов не дождался ничего иного кроме покровительственных кивков, задушенных хмыков и веского: «Пнятненько».

На третью неделю врачевателя нашли пациенты — связанного и втиснутого в узкое кресло, а перед ним на столе лежал диктофон из которого вновь и вновь доносилось только одно слово в его же исполнении: «Пнятненько».

Можно было подумать, что у Ярополка проблемы с гневом и именно затем он ищет кудесника-целителя, но истинная боль птицелова лежала куда глубже, чем способен уловить человеческий глаз.

Давным-давно, когда беда только обнаружилась, ее сочли ведьминым проклятьем, так и появился на щеке Ярополка защитный знак — птица, пронзенная стрелой. Но то ли защита оказалась паршивой, то ли поздно ею озаботились… не сработала метка.

Позже лекари говорили, что то не проклятье, а дурная привычка, и избавляться от нее надо, как от всякой привычки — отсечь и заменить другой. И Ярополк пытался. За несколько лет он освоил рыбалку (скука), фехтование (забава для белоручек), вышивку и макраме (но никому не признался), игру на лютне (мухи дохли от такой музыки) и многое-многое другое.

А «дурная привычка» и не думала отсекаться.

Потом тот самый монах, позже откушавший снежка, заявил, будто узрел истину, и это просто огромная кошка пробежала по тени Ярополка, оставив на ней свой след. Собственно, с целью духовного очищения и удаления отпечатка кошачьей лапы и был затеян весь этот долгий путь, коего птицелов не оценил.

Ну и, разумеется, психотерапевт… Психотерапевт записал в своем блокнотике сакральное: «Эдипов комплекс» и сделал рядышком кучу пометок о неподобающей любви к матери, которая и ассоциируется у Ярополка с неуловимой птицей, а значит, является корнем всех его проблем.

И только шаман, раздражающий загорелый шаман с куриной задницей вместо рта, с порога заявил:

— Болезнь это. Обсессивно-компульсивное расстройство. — Потом подумал немного и добавил: — Десять тысяч баксов, и через десять дней в твоей голове не останется ни одной навязчивой идеи.

Деньги для Ярополка значили мало, а вот возможность избавиться от неуправляемого желания ловить птиц — много. Потому на рассвете в уговоренный срок он притащил в указанное место нужную сумму и стал ждать, очень надеясь, что этот старикан в меховой шапке-ушанке (и это в тридцатиградусную летнюю жару) не вздумает учить его смирению.

Ждал Ярополк на прекрасной лесной поляне в окружении пушистых елочек, пахучей травы, ярких цветов и бабочек и, разумеется, щебечущих птичек. Благо, все они были одного и того же скучного цвета и ловить их совершенно не хотелось.

Он ждал и ждал, солнце поднималось все выше и выше, пока не стало напекать макушку, и Ярополк уже готов был плюнуть на все и идти искать шамана, чтобы собственными руками скормить ему пачку долларов. Но вдруг заслышал шорох, обернулся и увидел объект своих невеселых дум на пеньке всего в нескольких метрах от себя.

Шаман привычно выпустил в воздух колечко сизого дыма, почмокал куриной попкой и протянул руку, куда пыхтящий от злости Ярополк быстро вложил деньги. Купюры молниеносно исчезли в складках не по погоде теплого пальто, и оттуда же на свет божий появилась прозрачная пластиковая бутылочка с мутной коричневой жижей.

— Пей, — велел шаман и вновь затянулся.

— И чего потом? — Ярополк открутил крышку и с сомнением принюхался, но жижа пахла… ничем.