Малка уцепилась за Волода здоровой рукой.

– Но как же… Куда ты?

– К мастёрым. Я же говорил – мне нужен Центр, Кром.

Малка не отпускала.

– Ты же хотел со мной… вместе… домой…

– Нет. Не хотел. Мне нужно идти. Я не могу остаться.

– Не можешь…

– И не хочу. Мой путь…

Волод замолчал, видя как изменилось лицо женщины. Секунду на фактора смотрела совершенно чужое лицо – властное, твердое, даже пугающее, сулящее что-то недоброе…

– Твой путь. Пусть… пусть… Значит, так тому и быть. Проклятие…

Через секунду вернулась прежняя Малка. Просто испуганная и опечаленная женщина, почти девочка.

– Но… ты не найдешь дорогу…

– Найду. Ты должна идти к своим.

– Нет! Ты не найдешь спуск с Горы! Я пойду с тобой! Не бросай…

Волод покачал головой.

– Со мной тебе нет пути. Нет жизни. А у тебя есть дом…

Неожиданно вступил Главник.

– Она права. Ты можешь блуждать очень долго, пока найдешь какой-нибудь спуск с Горы. Я тоже пойду с тобой. Я покажу.

Молод смотрел Главнику в глаза. Тот выдержал взгляд.

– Почему?

– Я должен тебе. За своих людей. Я доведу тебя до спуска. А потом верну Малку домой. Я должен… ей тоже.

Волод молчал. С силой зажмурился. Потер виски.

– Хорошо. Идем прямо сейчас.

– Идем.

Малка отвернулась, ее руки скрестились – пальцы здоровой руки сжались в кулак. Это было как знак кому-то. Знак, который никто из людей не заметил.

Трое пошли дальше на север. Через сто шагов они скрылись за поворотом улицы.

Они не увидели, как к отдыхающим беглым вышел старый человек в слепом шлеме, закрывающем глаза.

Они не услышали, как вдруг разом от пронзительной боли запищали, завизжали плюгавки в мешке.

Они не узнали…

Женщина из беглых заглянула в торбу – она увидела ком черной слизи и тонущие в нем комочки меха и торчащие как соломинки хвосты.

Мужчина из беглых выставил навстречу старику копье – он увидел, как тонкие паучьи пальцы стариковской ладони впиваются в его грудь, и грудь проваливается внутрь себя и тонет в черной жиже.

Старик убил всех – все живое.

Проклятие никогда не торопится.

Пошел дождь.

Не огненный – обычный прохладный дождь.

Главник, Малка и Волод шли под дождем. Малка подставляла сияющее лицо под светлые струи и улыбалась. Она крепко держалась за Волода, как ребенок – за три пальца. Раненую руку подставила под капли, будто дождь это лучшая заживляющая мазь. Благостный дождь.

– Ты победил проклятие… – тихо говорила Малка. – Благостный дождь. Огненный дождь. Ты победил…

– Нет, – Волод тоже чуть улыбался, – Это проклятие нельзя победить силами нашего мира, можно только прогнать. Оно не терпит некоторых стихий. Вода прогоняет его с открытых мест, и проклятие прячется туда, куда влага не может добраться. А пламя полностью изгоняет его.

– Навсегда?

– Не знаю. Проклятие не принадлежит нашему миру, оно пришло с другой стороны бытия или из иной вселенной, или из другого времени… не знаю. Оно чужое и чуждое всему, что есть у нас.

Капал дождь. Собирались лужи в стыках мостовых плит. Сапоги шлепали по ним и разбрасывали веселые брызги.

Главник монотонно шагал, сосредоточенно смотрел под ноги, но чутко прислушивался к словам фактора.

Малка спрашивала:

– Что такое проклятие?

– Это часть того, другого мира. Оно как-то проникло к нам. Кто-то пустил его. Мы не можем ни видеть, ни осязать его – оно проявляется как смерть. Смерть всего живого, что прикоснется к нему. Чужое убивает.

– А слизь? Что такое эта черная слизь?

– Когда проклятие поглощает с живое вещество, оно проникает в наш мир материально. Мы видим это как чернильно-черную жижу, как текучее абсолютно черное тело. Эта субстанция существует одновременно в двух мирах – не только в своем, но и в нашем тоже. Поэтому с ней можно взаимодействовать. Эта материя не живая и не мертвая, она как граница между мирами, между энергиями, между временами. Видимо с ней можно вступить в контакт и заставить служить. Или это она заставляет служить себе.

– А что нужно для того, чтобы подчинить себе эту тьму?

– Злая воля. Очень сильная воля и… наверное, что-то еще, что позволяет силе держать связь с двумя мирами сразу. Не знаю. Я не знаю, что дает власть над проклятием…

– Ночной Колпак… – вдруг буркнул Главник.

– Что?

– Ничего. Просто иду. Молчу. Здесь налево.

Через шесть дней трое вышли из Проклятой Петли.

Проспект снова лежал перед ними безжизненный и непостижимый. Он замыкал проклятие в круг, отрезая от заброшенного, но все же человеческого Города.

В Пустоградье шли еще четыре дня.

Малка все оглядывалась по сторонам, словно отыскивая на пустынных улицах какие-то известные ей приметы. Наконец она дернула Главника.

– Ты ведешь не правильно. Мы так потеряли целый день пути.

Главник скривился.

– Я знаю как вести. Мы выйдем точно к спуску. Самому лучшему спуску.

– Но могли добраться быстрее…

– Сколько раз ты ходила тут, женщина? Два раза? Три? А я хожу здесь всю жизнь. Я знаю лучшую дорогу.

Малка вскинулась что-то бурно возразить, но Волод опустил ей руку на плечо.

– Сколько осталось?

– Завтра будем на месте, – бросил Главник.

Снова ряды домов, череда перекрестков, путаница дворов и проулков.

Снова Волод расспрашивал Малку.

– Мы идем к Горе?

– Да.

– А почему дорога не поднимается? Путь ровный как стол.

– Мы идем к Горе, – Малка досадовала на непонятливость своего Дождя. – Город – дом, мы на крыше, мастёрые на дворе. Что не понятно?

– Но как?..

Когда Волод надоедал Малке она замолкала или спрашивала:

– Дом, крыша, двор – повторить еще раз?

Ночь выдалась светлая – луны побежали наперегонки за большой луной, как гагачата за матерью, а потом развалились вкруг нее ночевать. Редкие облака, потянулись на север, чуть краснея боком от невидимого с земли северного света. Недавние дожди смыли с Города стоялую духоту и взвесили в воздухе свежий запах влаги.

По неизбывной привычке на ночлег расположились посреди мостовой. Малка в первый раз с момента выхода из Петли разожгла высокий костер. Главник отполз от пламени в тень, завернулся в плащ и затих. Волод и Малка сидели рядом.