Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Черт бы побрал вашу любимую швею! — заявил Кит. — Эти стежки чертовски болят.
Кейт отвела глаза, когда Кит раздраженно потянул за ворот своей ночной рубашки, выставив мускулистую смуглую грудь. Он почесал швы, которыми Пегги зашила самые тяжелые его раны.
— Полагаю, вы предпочли бы огромный шрам? — спросила она.
День клонился к вечеру. Кит только что пробудился после сна и увидел Кейт у своей кровати с вышиванием в руках. Открытый сундук Грейс стоял в ногах кровати.
Пока он поправлялся, Кейт развлекалась, рассказывая ему, «то вышивание — одно из тех немногих получаемых благородными девицами умений, которое не следует забывать в бедности. Теперь же она разглядывала каждый крошечный стежок, чтобы не смотреть на мускулистую грудь Кита.
— Вам, кажется, ужасно нравится приобретать шрамы. Кит склонил голову, глядя на нее из-под полуопущенных век.
— Только если вы находите их интересными.
От выражения его глаз Кейт вспыхнула, и, поскольку она чувствовала, что будет неумно, если он придет в излишнее возбуждение, не говоря уже о ней самой, она снова вернула разговор в безопасное русло.
— Особенное сожаление вызывает у меня эта история с Мерри Бенни, — сказала она, роясь в сундуке Грейс в поисках серебряных ножниц.
— Почему? — спросил Кит. — Потому что она не сможет жить в роскоши, которую предвкушала? Она убийца, сбежавшая со своим любовником, чтобы жить на его нечестные доходы.
— Мне ее жаль, — спокойно сказала Кейт, обрезая шелковую нитку. — Потому что она повинна в убийстве Грейс, а она любила ее. Нет, не смотрите на меня так. Любила. Вы не видели ее, когда она говорила, как она по ней скучает. Не всегда любовь бывает достойной и самоотверженной. Она может мучить и проклинать так же, как облагораживать и возвышать.
— Пожалуй. — Кит нахмурился, и Кейт поняла, что он думает о своих товарищах и предательстве, от которого они пострадали.
Пора. Она больше не может избегать того, о чем нужно сказать. Она отложила вышивание.
— Полагаю, поправившись, вы уедете.
Кит нахмурился еще больше:
— Но ведь я вряд ли могу здесь остаться?
— Я говорю не об этом.
— Тогда о чем?
— Куда вы поедете?
— Вернусь в армию. Последнее время я часто думал о том, что слишком долго пренебрегал своими обязанностями. Я хороший солдат, Кейт. Я хороший вожак. Я умею… различать. — Лицо у него потемнело, и Кейт с изумлением поняла, что он покраснел. Он ничего не сказал о поисках того, кто их предал. Кейт посмотрела на него пристальнее. — И потом, — сердито продолжал он, — если мне повезет, я могу продвинуться по службе.
— Понятно.
— Кейт… — Он глубоко вздохнул.
— Да?
— Ничего. — Кит на мгновение стиснул зубы. — А вы? Что будете делать вы?
— Не знаю. — Она пыталась говорить беззаботно, но сомневалась, что это ей удалось. — Наверное, вернусь в Йорк. Или в Лондон.
— Что? Почему? — Кит был ошеломлен.
— Ну, денег у меня мало — хотя я очень надеюсь на издание своей книги о том, как жить достойно, утратив состояние. Я думаю, что читатель у нее найдется…
— Да-да, — прервал ее Кит, — но почему вы заговорили о возвращении в Йорк?
— Как я сказала, — Кейт сурово посмотрела на него, запрещая ему прерывать себя, — денег у меня мало, и хотя я предполагаю, что можно навязать себя маркизу, мне очень неприятно делать это, потому что я… — она заколебалась, пытаясь выразиться поделикатнее, — потому что я уверена, что он питал определенные надежды касательно наших отношений, которые сама я считаю невозможным поощрять, о чем я ему и сообщила.
— Вы дали ему отставку?! — выпалил Кит.
Кейт приподнялась на своем месте. Мучительно было видеть, что ему больно, но он сердито махнул рукой, чтобы она села.
— Господи, — сказал он, — вы потратили столько дней, вбивая мне в голову свои представления о наилучшем будущем, и, насколько я могу судить, маркиз в состоянии обеспечить вам все это. Безопасность. Благополучие. Дом. Душевное спокойствие. Богатство. Или вы сошли с ума?
— Вряд ли у меня есть выбор, — возразила Кейт, защищаясь. — Я не могу выйти замуж и прожить всю жизнь, закрывая глаза каждый раз, когда он приближается ко мне, и притворяться, что… — Нет, она не отважится.
— В чем притворяться? — спросил этот негодяй.
— Ни в чем.
— Нет уж, прошу вас. Мне интересно. — Кит смотрел на нее, как огромный рыжевато-коричневый лев. — В чем притворяться?
Она подняла брови, словно изумляясь, что эту фразу необходимо завершить.
— Притворяться, будто я… будто меня здесь нет. А в чем еще мне притворяться?
Он не колебался ни одного мгновения.
— Что маркиз — это я.
— Вы явно льстите себе.
Кит выпрямился.
— Приходится. Приходится поверить, что вы видите во мне нечто большее, чем человека, желающего лишиться всего в своем стремлении к мести. Три года я думал, что единственное, чего я хочу, — это узнать, кто выдал нас французам, но вы научили меня мечтать об ином.
Кейт затаила дыхание, сердце ее билось в груди, как крылья пойманной птицы.
— И о чем же?
— О будущем, — сказал он, не отводя от нее взгляда. — Я всегда думал, что со мной что-то не правильно, и из-за этого я не смог увидеть того, кто нас предал, таким, какой он есть, а значит, я был соучастником в том, что нас схватили и посадили в тюрьму. Но я начал понимать, что семена предательства посеял не я. Я не потерпел провала. Был ли человек, которого я любил, достойным или нет, вопрос не в этом. Сердце любит, когда хочет. Оно не спрашивает разрешения. — Он смотрел на нее с таким выражением, что у нее дух захватило.
— Вы больше не станете его искать?
Лицо у него стало холодным и неумолимым.
— Этого я не могу обещать. Он угрожал вам. Когда-нибудь он за это заплатит, но не теперь. Но война не окончена, и я нужен. У меня нет времени на месть. Я начал верить, что существуют более важные вещи, за которые нужно сражаться. — Он смотрел на нее, и его душа выражалась в его глазах. — Вы понимаете? Вы согласны?
— Да. — Кейт почти не дышала. — Да, согласна.
— Вот как? — переспросил он с крайне раздосадованным видом.
— Прежде чем вы начали драться с Каллумом, — сказала Кейт, — когда вы вошли в ту комнату, вы сказали, что вернулись потому, что вспомнили причину, по которой мне не следует выходить за маркиза. Интересно, что вы имели в виду?
Кит, казалось, был в замешательстве.
— Да ничего, какой-то вздор. Я строил из себя героя.
— Это я заметила.