поймет, что я должна была прежде всего защищать свою работу. Это было единственное, что он мог понять.

– Хорошо, – произнес Лео, – я могу рассказать им, куда делись все экспонаты. Но мне нужно действовать на опережение. – Он снова провел рукой по волосам. – Энн, ты должна понимать, что я не имею никакого отношения к тому, что случилось с Патриком, так? – Я посмотрела ему в глаза. – Ты мне веришь?

– Да.

Лео подошел к столу, где я сидела, и опустился передо мной на колени, так, что наши глаза оказались на одном уровне.

– Мне очень жаль, – сказал он, обхватив мою руку. Затем отпустил ее, встал и вышел за дверь.

После его ухода я не могла понять, за что он извиняется. Сожалел ли он о том, что мы встретились, что он заговорил со мной в тот день в саду? Или что он занимался воровством? Или что я была единственной, кто обнаружил это? Что он не смог лучше скрывать это? Я не была уверена. Но мне казалось, что время гонит меня вперед по кочкам и рытвинам, меня тошнило, и я была готова к тому, что эта скачка вот-вот прекратится.

Я знала, что Лео верил, будто мы с ним по сути одинаковы. Мы были людьми, пытающимися добиться успеха в мире, который благоволил другим, и поэтому нам приходилось бороться за каждое преимущество, которое мы могли получить. И он не ошибался. Мы были теми, кто выживает. Мы выбрались из пыльных тупиков, откуда начали свой путь, будучи предназначенными для большего. Решив защитить себя и Рейчел, я сделала именно это. Убедилась, что смогу продолжать восхождение.

Во мне выкристаллизовалось осознание того, что все мы преследовали свои интересы, свои цели и мечты. Хотя здесь, в Клойстерсе, было легко забыть, что мы находимся на Манхэттене, все по-прежнему преследовали свои интересы – и готовы были сделать всё необходимое, чтобы это произошло. Особенно я.

Я оглянулась на стол, заваленный книгами и блокнотами, и подумала про себя: самое худшее, что я могла сделать, – это не выдать Лео. Это было бы пустой тратой такой возможности. Я должна была продолжить восхождение.

Глава 23

На следующее утро музей оставался открытым, несмотря на детективов, которые шастали повсюду, делали заметки и фотографировали поддоны в хранилище, краски в лаборатории консервации, инструменты в садовом сарае. Ордер на обыск был подготовлен рано утром и передан дежурному охраннику, который разрешил доступ и немедленно уведомил руководство Метрополитен-музея. Но начальству на Пятой авеню ничего не оставалось делать, кроме как позволить им наносить на различные поверхности порошок для снятия отпечатков пальцев, фотографировать улики и лезть в чужие дела; за их передвижениями внимательно следил адвокат, который был должным образом прикомандирован для наблюдения. Мойра сделала все возможное, чтобы держать их подальше от вестибюля, подальше от посетителей, и по большей части ей это удалось.

Мишель тоже вызвали сюда, и сейчас она стояла, скрестив руки на груди, в прохладном каменном коридоре, который вел к офисам персонала, иногда отвечала на вопросы, но в основном просматривала свой телефон и консультировалась с фирмой по связям с общественностью, которую музей нанял на случай, если новость получит развитие. Мы уже слышали, что в «Таймс» планировалась небольшая статья. Но она должна была появиться в разделе «Искусство» во вторник.

С момента убийства Патрика прошло достаточно времени, чтобы не сохранилось никаких записей с камер наблюдения. У нас были только слухи, а для меня все это казалось неуклюжим способом продолжать движение после смерти: сначала нерешительно, а потом с растущей уверенностью, пусть даже фальшивой.

На кухне для персонала я услышала, как два сотрудника консервации жаловались друг другу на то, что записи с камер наблюдения недостаточно длинные.

– Они закольцованы, – сказал ретушер. – Можете себе представить? Каждые семь дней они перезаписываются.

Это означало, что нет ни записи действий Лео, ни веских доказательств.

Снаружи, в садовом домике, все было помечено и уложено в плотные пластиковые пакеты. Засушенные цветы, которые Лео с такой любовью собирал и вешал на крючки, были порезаны и засунуты в коричневые пакеты, а засохшие лепестки разбросаны по земле, где они осыпа́лись в процессе сбора. Теплица, в которой, как я знала, Лео высаживал свои растения для личного использования – те, которые он продавал с целью наживы, – также была ободрана, хотя, похоже, полиция не заметила, что в этой теплице что-то не так. Все растения, как оказалось, были одинаковыми. Раскопали даже компостную кучу. Каждый объект был тщательно сфотографирован и каталогизирован.

И если посетители Клойстерса в тот день, похоже, не обращали внимания на происходящее вокруг них, то сотрудники наоборот. При каждом открытии двери или звуке шагов по каменным переходам мы поворачивали головы или поднимали глаза от своей работы. Мишель проинструктировала нас, что мы не должны задавать вопросы, а только отвечать на них. Но единственными вопросами, с которыми мы столкнулись в тот день, были вопросы типа: «Вы видели, как здесь проходил человек с камерой? Мне пройти в вестибюль через восьмую или двенадцатую галерею?» Команда криминалистов, похоже, постоянно терялась в лабиринте Клойстерса – они бродили из комнаты в комнату, заглядывая в каждую готическую арку, чтобы проверить, нашли ли они наконец правильный путь.

Один из них, молодой человек, специалист по ботанике, кажется, заинтересовался Рейчел. Он зашел в библиотеку по пути в кабинет Патрика, чтобы записать, какие растения есть в помещении, но задержался, чтобы задать нам вопросы.

– Каково это – работать здесь? – спросил он, глядя на потолочные нервюры, пересекающие свод над нашими головами.

– Как будто работаешь в тринадцатом веке, только с водопроводом, – ответила Рейчел, не отрываясь от книги, которую читала.

Он прошелся по периметру библиотеки, провел пальцами по корешкам нескольких старых томов, а затем улыбнулся нам и вышел тем же путем, что и пришел.

На фоне этих отвлекающих факторов я пыталась найти в нашей статье место для всех исторических фактов, которые мы обнаружили в ходе наших исследований. Например, список предметов, которыми владели Эрколе д’Эсте и его жена: libri – книги, 3284 штуки; contenitore – сосуды, 326 штук; calcografia – гравюры на медных пластинах, 112 штук; и еще 36 гончих. Или тот факт, что летом 1497 года в городе Феррара прошли проливные дожди, затопившие studioli герцога и герцогини, повредив письма, рукописи и несколько cartes da trionfi. Затем мы нашли аукционную запись о шести douzaine cartes de tarot d’Italie pour la famille d’Este[32], проданных на аукционе за 4000 франков