общеимперских институтов в таких сферах, как законодательство, армия и управление.

ПРИНУДИТЕЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ

Добившись стабильности в центре, царь и политическая элита прибегали к принуждению, чтобы строить империю и поддерживать контроль над ней. Однако насилие должно использоваться государством умело, оно не может входить в число основных средств управления, особенно если говорить о раннем Новом времени. Обширные и редконаселенные империи, такие как Россия, не имели ресурсов, чтобы обеспечить присутствие значительных сил охраны порядка, и не пришли к идее тотального контроля. Обычно они управляли при помощи силы и всегда могли озвучить реальную угрозу применения насилия. Там, где возможно, русские войска при завоевании не уничтожали производительные ресурсы – например, не сравнивали с землей города и деревни. Но перед убийствами Москва никогда не останавливалась. При захвате Новгорода в 1478 году город лишился своей политической элиты, несколько человек казнили. По мере продвижения русских войск вглубь Сибири они жестоко расправлялись с местным населением, сжигая по пути деревни. Оппозицию беспощадно подавляли, как мы видели это на примере регулярных бунтов татар в Среднем Поволжье и Башкирии. Когда же происходило организованное восстание – как, например, разинское (1670–1671) или пугачевское (1773–1775), вожаков казнили сотнями, а их тела долго висели на виселице для устрашения. На покоренных территориях размещались гарнизоны стрельцов или казаков во главе с воеводами.

Такое мощное средство контроля, как насильственное перемещение населения, Москва позаимствовала у монголов: те переселяли ремесленников и купцов в свои города (если говорить о Кипчакском каганате, то в Сарай) и обращали в рабство остальных. В процессе завоевания той или иной территории Москва производила насильственные переселения, по возможности завладевая ценным человеческим материалом. Первые примеры этого мы видим в XV веке. В течение десяти лет после подчинения Новгорода (1478) сотни тамошних купцов были высланы в различные города – Владимир, Переяславль и даже Москву. Их место заняли московские купцы, создавшие собственные жилые кварталы и так тесно связывавшие себя с Москвой, что даже столетием позже, когда Иван IV переместил в Москву около 100 новгородских торговцев, многие из них оказались потомками вынужденных переселенцев того времени. Та же участь постигла и дворян: примерно 80 % вотчин в Новгородской земле были конфискованы, собственники подверглись заключению или переселению, пополнив ряды дворян в центральных областях России. Сами же угодья были обращены в поместья – новый вид землевладения, – которые распределили среди представителей 1300 лояльных Москве родов: одни прибыли из центра, другие совершили восхождение по социальной лестнице.

В ходе последующих завоеваний применялся все тот же принцип: тверских купцов привезли в Москву после захвата города в 1485 году. Вслед за покорением Пскова (1510) более 1000 дворян из центра получили вотчины богатейших псковских землевладельцев, которых изгнали из города и поселили подальше от границы. Псковских купцов переместили в Москву, где для них был выделен особый квартал. После завоевания Смоленска (1514) местные купцы точно так же были переселены в Москву, где добились больших успехов – возможно, специализируясь на торговле с Польшей и Литвой – и образовали привилегированную группу в составе московского купечества. Рязанские купцы и дворяне поменялись местами с московскими после присоединения города в 1521 году.

В XVI веке население по-прежнему перемещали из центра на окраины и наоборот. Для поддержания контроля над Новгородом Москва переселяла местных купцов в центр – в 1546 году и во время опричнины. В ходе Ливонской войны (1560–1570-е годы) купцы из Пскова, Переславля, Вязьмы и Новгородской земли были отправлены во внутренние области. Кровавый захват Казани сопровождался выселением татарской знати, купцов и простолюдинов, место которых заняли торговцы и военные из Москвы, Устюга, Вологды, Костромы, Владимира, Переславля и Ярославля. Переселенцы из Пскова (1555) заняли целую городскую улицу, как ранее в Москве. В 1565 году представителей нескольких знатных княжеских родов, чьи владения были отняты при введении опричнины, переселили под Казань. В течение года с них сняли все обвинения, но многие не получили назад своих владений, их попросту переместили в центральную Россию, ближе к Москве.

Насильственные перемещения дворян и крестьян производились и при возведении укреплений и обустройстве новых окраинных территорий. Как мы видели, на Средней Волге происходило оживленное миграционное движение. С конца XVI века обитатели России и Среднего Поволжья постоянно двигались на юг, а также на Урал и далее в Башкирию. Уже в 1570-е годы тульских и каширских дворян начали селить в пограничье, в Веневе и Епифани; при сооружении Белгородской черты на земли под Воронежем стали переселять дворян для охраны границы. К XVIII веку переселенцы образовали особое сословие однодворцев, хорошо ощущавших свои отличия от других социальных групп (см. главу 17) и сопротивлявшихся превращению в тягловых крестьян. В 1668 году взятые в плен польские шляхтичи из Полоцка была перемещены к Закамской черте, получив земли и крестьян; в 1690-е годы они владели несколькими сотнями усадеб на северо-востоке Башкирии.

Самыми масштабными были насильственные перемещения крестьян. При строительстве Белгородской черты туда послали свыше 1000 человек, заселив ими город Царев-Алексеев (1647); то же самое происходило в более мелких городах. Часто это сопровождалось аналогичными переселениями, инициаторами которых были церковные иерархи и светские землевладельцы, а также притоком беглых крепостных и представителей степных народов, поступавших на русскую службу. Эти меры не всегда оказывались успешными: из более чем 1000 крестьян, посланных в долину реки Битюг под Воронежем (конец XVII века), 69 % через два года скончались, а 23 % бежали. Провалом закончились и попытки Петра I построить и заселить жителями новый порт на Азовском море между 1696 и 1711 годами: они привели лишь к смерти и бегству тысяч рабочих и членов их семей. Как отмечает Брайан Бек, государство старалось не допустить исхода населения и в то же время перемещало его. Власти, зная, что они не могут защитить и контролировать поселения за пределами укрепленных линий, активно уничтожали те, которые основывались далеко в степи, и возвращали их обитателей на границу. Укрепленные линии должны были не только сдерживать натиск кочевников, но и препятствовать оттоку крестьян.

Церковь также переселяла крестьян из центра на новоприобретенные территории: к концу 1550-х годов в Казани и близ нее насчитывалось около 20 православных церквей и несколько монастырей. Затем монастыри стали появляться вдоль Камы, часто становясь рассадниками крепостничества. Рассматривая церковь как полезного союзника в деле заселения новых территорий, государство раздавало ей земли и в XVII веке, и на протяжении значительной части XVIII века, хотя при этом ограничивало церковное землевладение (начиная с 1560-х годов) и конфисковывало в свою пользу монастырские земли (в XVIII веке). Таким образом, московские власти без колебаний