980–1584. Cambridge: Cambridge University Press, 1995; Kollmann N. Kinship and Politics: The Making of the Muscovite Political System, 1345–1547. Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1987; Pavlov A. Fedor Ivanovich and Boris Godunov (1584–1605) // The Cambridge History of Russia. Vol. 1 / Ed. by M. Perrie. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. P. 264–285. О Смутном времени: Платонов С. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI–XVII веков. М.: Наука, 2013; Dunning C. Russia’s First Civil War: The Time of Troubles and the Founding of the Romanov Dynasty. University Park, Pa.: Pennsylvania State University Press, 2001; Perrie M. The Time of Troubles 1602–1613 // The Cambridge History of Russia. Vol. 1 / Ed. by M. Perrie. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. P. 409–431. О политических переговорах в Смутное время: Crummey R. Constitutional Reform during the Time of Troubles // Reform in Russia and the U.S.S.R. / Ed. by R. Crummey. Urbana and Chicago: University of Illinois Press, 1989. Р. 28–44; Torke H.-J. From Muscovy towards St. Petersburg, 1598–1689 // Russia: A History / Ed. by G. Freeze. 2nd edn. Oxford and New York: Oxford University Press, 2002. Р. 55–86; Hughes L. Sophia, Regent of Russia, 1657–1704. New Haven and London: Yale University Press, 1990.

О сакрализации: Успенский Б., Живов В. Царь и Бог (Семиотические аспекты сакрализации монарха в России // Успенский Б. Избранные труды. Т. I. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. С. 205–337; Bogatyrev S. Ivan the Terrible Discovers the West: The Cultural Transformation of Autocracy during the Early Northern Wars // Russian History. 2007. № 34. Р. 161–188. О теоретических аспектах самозванчества: Успенский Б. Царь и самозванец: самозванчество в России как культурно-исторический феномен // Успенский Б. Избранные труды. Т. I. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. С. 142–183. О политической практике: Perrie M. Pretenders and Popular Monarchism in Early Modern Russia: The False Tsars of the Time of Troubles. Cambridge: Cambridge University Press, 1995.

Истолкование поступков Ивана IV с точки зрения психологии и физиологии: Keenan E. The Tsar’s Two Bodies (неопубликованная лекция, 1975); Keenan E. How Ivan Became «Terrible» // Harvard Ukrainian Studies. 2006. № 28. Р. 521–542; Keenan E. The Privy Domain of Ivan Vasil’evich // Rude & Barbarous Kingdom Revisited: Essays in Russian History and Culture in Honor of Robert O. Crummey / Ed. by C. Dunning, R. Martin, D. Rowland. Bloomington, Ind.: Slavica, 2008. Р. 73–88. Рациональные объяснения: Скрынников Р. Иван Грозный. 4-е изд. М.: АСТ; ОГИЗ; Хранитель, 2008; Pavlov A., Perrie M. Ivan the Terrible. London: Longman, 2003. Иван IV в связи с темой «священного насилия»: Madariaga I. Ivan the Terrible: First Tsar of Russia. New Haven: Yale University Press, 2005; Bogatyrev S. Ivan IV (1533–84) // The Cambridge History of Russia. Vol. 1 / Ed. by M. Perrie. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. P. 240–263. Об историографии царствования Ивана IV: Rowland D. The Problem of Advice in Muscovite Tales about the Time of Troubles // Russian History. 1979. № 6. Р. 259–283.

Глава 7

Как государство применяло свое могущество

Евразийские империи раннего Нового времени были способны по-разному применять свое могущество в пределах принадлежавших им территорий. Однако, делая это, они стремились скорее показать свою силу, чем добиться сплоченности. О сплоченности следовало договариваться особо. Конечно, имперское воображаемое было призвано демонстрировать картину сплоченности: правители и элиты транслировали идеальный, с их точки зрения, образ легитимности в надежде, что подданные примут его и даже станут отождествлять себя с ним. Сплоченность элиты являлась позитивной целью: правители, разумеется, хотели, чтобы элита выглядела именно так – сформированная на основе множества групп, объединенная лояльностью к правителю и империи. Но связывание империи воедино посредством единой идентичности не было ни целью, ни практикой – как и наведение единообразия в управлении или достижение культурной однородности. В какой-то мере сплоченности избегали.

Кэрин Барки называет евразийские империи раннего Нового времени «сильными государствами», состоящими из «слабых обществ». Слабых – поскольку общества, составлявшие империю, не были связаны между собой горизонтально, по территориальному или классовому признаку. Внутри империи существовали вертикальные связи, тянувшиеся от сообществ к центру. Барки уподобляет их спицам в колесе: каждый напрямую сообщается с центром, будь то имперские элиты или местные группы, но обод при этом отсутствует. Модель «имперской системы прав», которую предложила Джейн Бербанк, демонстрирует эту вертикаль: каждый вступает в прямые отношения с российским императором, располагая своим уникальным набором «прав». Империи раннего Нового времени проявляли терпимость к различиям в пределах своих территорий, мало чего требовали от подданных колоний, когда дело касалось повседневной жизни, ограничивая свои требования тем, что приносило государству наибольшую прибыль или затрагивало самые важные для него вопросы: извлечение и максимизация человеческих и денежных ресурсов, защита и расширение своих владений, отправление правосудия на высшем уровне.

Такой подход, разумеется, был приемлемым для Москвы. По мере складывания империи ей приходилось сталкиваться с трудностями. Ввиду климатических и географических особенностей бо́льшая часть страны до XVIII века не могла похвастаться ни высокой плотностью населения, ни производством излишка сельскохозяйственной продукции. Налаживание коммуникаций внутри обширной империи было нелегким – во время весенней и осенней распутицы дороги на несколько недель становились непроходимыми (рис. 7.1). Путешествовать лучше всего было тогда, когда реки освобождались от льда или когда земля обретала устойчивый снежный покров (в последнем случае – при условии, что для лошадей запасено достаточно фуража). На коммуникациях плохо отражался также недостаток административного персонала: приоритет отдавался не расширению корпуса чиновников, а пополнению армии и поддержанию достаточного числа налогоплательщиков. Поэтому в провинции присутствие государства на протяжении раннего Нового времени ощущалось слабо. Некоторые говорят о русском государстве как плохо управляемом, но, возможно, правильнее сказать, что оно было слабо управляемым.

Рис. 7.1. Во время весенней и осенней распутицы передвижение по России сильно замедлялось. На этом снимке показана распутица в Новгородский области. Фото Джека Коллманна

Это, однако, не означает, что государство проявляло пассивность. Империи раннего Нового времени проявляли терпимость к различиям, но без колебаний вмешивались в дела общества, когда речь шла о достижении их целей. Несмотря на такие проблемы, как обширность территории и нехватка административного персонала, эти империи в случае необходимости применяли свое могущество на всех подконтрольных им землях. В процессе этого они прибегали к разнообразным средствам принуждения – от завоевания и перемещения населения до создания