Василий Васильевич пригласил к себе в кабинет Чурина и Проскуру и предложил Анатолию Яковлевичу зачитать заметку.

Чурин читал разоблачительное откровение, сожалея, что нет рядом Угара. А то бы сказал ему: «Слушай, Лука, и не говори, что печать не упоминает о вас, о бандеровцах. Вот послушай».

«Я, бывший оуновец Скворец, в последнее время связной и телохранитель районного проводника Угара, обращаюсь к рядовым членам ОУН. На протяжении трех лет я находился среди вас на Волыни. За это время я вместе с другими оуновцами причинил много бед населению. Главной заботой был и остается сбор денег и заготовка продуктов. При этом погибает много рядовых членов ОУН. В то же время бандеровские главари всех рангов преспокойно проживают в хороших законспирированных постоях и только письменно посылают свои распоряжения с помощью курьеров по низовым звеньям ОУН, ожидая хороших продуктов и денег.

Рядовой бандеровец живет в тяжелых условиях, не имея никаких денежных ресурсов для жизни. Одежду и питание он должен с риском добывать у тружеников-крестьян, в то время когда оуновское руководство имеет в своем распоряжении большую сумму денег, на которые приобретает для себя все необходимое. И даже больше, чем нужно: фотоаппараты, радиоприемники, музыкальные инструменты.

Главари не интересуются условиями жизни своих подчиненных. Окруженные женщинами — каждый имеет по две так называемые машинистки, — ведут барский, разгульный образ жизни. Ради своих корыстных интересов начальники очень сурово обращаются с подчиненными, а в случае опасности ценою их жизни спасают свою шкуру. Недавно Угар, будучи настигнут чекистами, ища спасения, убил своего связного и выстрелил мне в голову. Советские врачи спасли меня.

Оуновцы! Рвите связь с бандами, в этом ваше спасение. Это я вам говорю, бывший связной и телохранитель Угара. Верьте мне, все вышедшие с повинной живут свободно, занимаются полезным делом.

Степан Панок».

— Ну и как? — нарушил возникшую паузу Киричук.

— Несколько общо, побольше бы конкретности, остроты, но для Скворца и это хорошо, — высказался Чурин.

Проскура добавил:

— Проще и поучительнее было рассказать о том, как и ради чего пытался убить его Угар.

— Не придирайтесь, высказано просто, с откровением, оно рассчитано не на вас, а на таких же, как сам Скворец, у которых своих примеров в достатке. Пусть думают.

— Все верно, — поддержал Чурин и посоветовал Проскуре: — Возьми газету с собой, Павел Гаврилович, дай прочитать Угару. У тебя сегодня встреча с ним?

— Да, вечером в доме Кули.

— Когда Лука прочитает откровение «покойного» для него Скворца и начнет расспрашивать о своем бывшем охраннике, вы его успокойте — мести не будет, ибо ближайшее окружение Угара — Шмель, Скворец, Хрисанф, Ложка, Шпигарь перекочевали к нам.

— Пусть не опасается столкнуться со Скворцом, не допустим, — подсказал Киричук.

…Чурин проводил Проскуру в машине до Рушниковки, и тот, собираясь отправиться дальше пешком на хутор «Три вербы» к хорошо знакомой хате Ганны Кули, поворчал:

— Опротивеет мне скоро это село, никуда я от него: на рассвете уехал, с темнотой вернулся.

— А мыкаться-то с оперативной группой по всей области, думаешь, лучше? — посетовал на свою беспокойную жизнь Чурин.

…Проскура подошел к крыльцу Кули, трижды постучал в среднюю перекладину окна и стал ждать у двери. Появился свет — кто-то вошел в кухню с лампой, скрипнула в сенях дверь.

— Кто там? — донесся голос Кули.

— Свои, открой… Прок явился.

Звякнула щеколда, открылась дверь.

— Проходи! — отрывисто предложила она и торопливо закрыла дверь.

В горнице за столом сидела девчушка лет двенадцати с тоненькой шейкой и болезненно-большими глазами, смотревшими вопросительно, настороженно.

— Здравствуй! — невнятно произнес Проскура, поглядывая на дверь в соседнюю комнату и ожидая появления из нее молодого мужчины, в котором он без ошибки должен узнать Угара.

Девочка опустила голову, не ответила.

— Ужинать будете? — спросила Ганна.

— Ужинать? — переспросил Проскура и произнес пароль, который, казалось, вовсе не нужен был: — Я из Городка!

У Кули приоткрылся маленький ротик, довольная ухмылка задела ее губы.

— Из какого городка? — произнесла она с удивленным облегчением.

— Из-под Ровно, — провел рукой по соломенной головке девочки Проскура и участливо заметил: — Чего худенькая такая? Может, помочь чем?

— Иди за мной, — предложила хозяйка и направилась с лампой в соседнюю комнату.

На диване сидел Угар. Проскура сразу узнал его по фотографии и рассказам. Он даже успел подметить, насколько его большие удивленные глаза схожи с глазами девочки. И нос чуть вздернутый, с придавлинкой на кончике…

Они были достаточно осведомлены друг о друге, поэтому знакомство состоялось просто. Но больше всех оказалась довольна Куля. Еще бы! С ее любимым другом в трудную пору надежный человек, которого они оба знают. Неизвестно только, зачем им потребовался пароль при встрече? Он, наверное, никогда не мешает.

Лука, заметно заикаясь от какого-то волнения, сразу предупредил:

— Обращение в тэрене общепринятое: друже Угар, друже Прок. Молчание — лучшее качество у нас, вопросов без дела не задавать, да и по делу не лезть, куда не просят, — говорил он тихо, напряженно поглядывая на прикрытую дверь. Шепнул в лицо: — Остальное, когда будешь уверен, что мы одни.

— Понял! — кивнул Проскура и достал из кармана газету, протянул Угару.

— Что это? — спросил Угар.

— Чурин прислал и привет просил передать, — развернул газету Проскура и подивил своего подопечного невероятной новостью: — Статья вот твоего бывшего охранника Скворца.

Что стало с Угаром, трудно передать. Он, пораженный, уставился на подпись под опубликованным обращением, казалось, ничего не видел, не соображал. Потом снова уткнулся в газету, а когда закончил читать, упавшим голосом произнес:

— Все, нельзя идти к Зубру. Он меня за них, особенно за Шмеля, исполосует своим ножичком на ремни.

Как же пригодилась Проскуре предусмотрительная мысль Чурина о том, что все несчастья Угара спишутся бандеровцами на недобитого и попавшего в МГБ Скворца!

— Башка варит у тебя, друже Прок, — похвалил Проскуру за толковое разъяснение Угар.

— Положись, друже Угар, на мой опыт, — шепнул Проскура. — Зубр должен не только поверить, но и подсказать тебе, как быть после такого предательства телохранителя.

Не моргнув, по-совиному смотрел перед собой Лука, мысленно витая где-то вдалеке. И вдруг положил Проскуре руку на плечо, сказал властно:

— Если твои слова оправдаются, быть тебе моим эсбистом. А пока ты официальный кандидат на эту должность. — Он встал с дивана, прошелся по комнате и добавил: — Зубру «грипс» послал, что направляюсь к нему… Пошли ужинать. И в путь, друже Прок.