имѣютъ къ нимъ болѣзненное пристрастіе, въ особенности къ пѣснямъ и романсамъ нѣмецкихъ композиторовъ— Мендельсоиа и Шумана.

Если вы ограничиваетесь чисто личными интересами туриста, лондонскій музыкальный сезонъ можетъ вамъ дать массу всякаго рода художественныхъ ощущеній. Красота не имѣетъ отечества, и каждый въ правѣ утѣшатся и тѣмъ, что ему гораздо пріятнѣе слушать прекрасныхъ итальянскихъ пѣвцовъ, превосходные симфоническіе концерты и всемірно извѣстныхъ скрипачей, віолончелистовъ, піанистовъ, пѣвцовъ и пѣвицъ, чѣмъ несомнѣнно англійскіе, но плохіе продукты музыкальнаго творчества и мастерства. Но всего этого онъ вкуситъ, даже въ огромномъ количествѣ, только подъ условіемъ порядочныхъ расходовъ. И опера, и концерты въ Лондонѣ дороги, но они почтн гакже дороги и въ Парижѣ. Поэтому, болѣе демократическая часть публики, въ обѣихъ столицахъ міра тогда только будетъ дѣлаться музыкальнѣе въ своихъ вкусахъ, когда самая лучшая музыка будетъ доставляться ей за дешевую цѣну, какъ это дѣлается повсюду въ Германіи. Въ Лондонѣ хорошая музыка — достояніе богатыхъ и очень достаточныхъ людей; въ Парижѣ—также, хотя она немного и доступнѣе. А масса, и по ту сторону Канала, и по сю сторону, и въ Англіи, и во Франціи, остается еще съ той музыкальной неразвитостью, которая очень часто непріятно поражаетъ иносгранцевъ, по праву считающихъ свою расу гораздо воспріимчивѣе къ области музыкальной красоты.

VIII

Театральное дѣло въ Парижѣ.—Курсы декламаціи. — Мои воспоминанія за тридцать лѣтъ. — «Вольный Тсатрь». — Въ чемъ Лондонъ ушел дальше Парижа. — Зрѣлища и увеселенія. — Царство кафе-шантана. — Куда идеть шансонетка. «Chat nоіг». — Какъ стоятъ лёгкія зрѣлища въ Лондонѣ. —Театральныя залы въ обѣихъ столицахъ, ихъ нравы и обычаи. — Кляка. — Двинулся ли впередъ англійскій репертуаръ? — Успѣхи техники во всѣхъ лондонскихъ зрѣлищахъ

Театръ! Вотъ чѣмъ Парижъ будетъ еще привлекать культурное человѣчество многіе десятки, а, можетъ быть, и сотни лѣтъ. Его уличная и бульварная жизнь немыслима безъ театровъ. Отнимите вы этотъ видъ вечернихъ удовольствій у континентальной столицы міра — и Парижъ превратится въ городъ. который, самъ по себѣ, прелестью положенія и красотой художественныхъ памятниковъ, климатомъ и комфортомъ жизни, занималъ бы совсѣмъ не первенствующее мѣсто.

Въ 1865 г. я отправлялся въ Парижъ не изъ глухой провинціи, а послѣ пяти зимъ, проведенныхъ въ Петербургѣ, въ городѣ, гдѣ всѣ тогдашнія шесть казенныхъ сценъ были совсѣмъ не плохи, а нѣкоторыя даже стояли и очень высоко, какъ напр., французскій театръ, итальянская опера или балетъ. Да и Александринскій тсатръ (особенно для молодого человѣка, учившагося долго въ тихомъ нѣмецкомъ университетскомъ городѣ, безъ всякихъ зрѣлищъ) представлялъ большой интересъ и по репертуару, и по исполненію. Въ началѣ 6о-хъ годов, у насъ начали ставить шекспировскія драмы съ такими исполнителями, какъ Самойловъ, Сосницкій, Фанни Снѣткова. И бытовая комедія давала такому самородному и сильному таланту, какъ покойный Павелъ Васильевъ, возможность показывать себя въ цѣломъ рядѣ характерныхъ ролей. Съ именами Самойлова, Павла Васильева и Линской (тенсрь всѣ они уже покойники) связаны были и мои дебюты, какъ драматическаго писателя, въ 1861 г., па сценѣ Александринскаго театра, когда я ставилъ, въ бенефисъ Павла Васильева, свою комедію «Однодворецъ», данную вскорѣ; потомъ въ Москвѣ, въ бенефисъ П. М. Садовскаго, съ блистательнымъ персоналомъ. Стало быть, повторяю я, мои впечатлѣнія отъ парижскаго театральнаго міра не падали на совершенно дѣвственную почву. Да и раньше, еще юношей, съ первой половины 50-хъ годовъ я имѣлъ случай познакомиться довольно хорошо съ труппой Московскаго Малаго Театра, когда дѣйствовалъ еще покойный М. С. Щепкинъ. Его памяти и посвящены статьи, напечатанныя мною въ одномъ изъ толстыхъ журналовъ, по возвращеніи изъ Парижа въ 1866 г., подъ заглавіемъ «Міръ успѣха — очерки парижской драматургіи,» (я уже упоминалъ о нихъ выше).

Театръ былъ всегда той формой творческаго искусства, которая всего сильнѣе привлекала мсня къ себѣ. И первая вещь, съ какой я выступилъ въ печати — была комедія. Въ Петербургѣ, съ конца 1860 до половины 1865 г, я очень много жилъ театромъ, какъ драматическій писатель, ставившій пьесы, и какъ рецензентъ, сначала сотрудникъ «Библіотеки для чтенія», а потомъ самъ издатель и редакторъ. Естественно, что въ Парижѣ на правый берегъ Сены меня тянули всего больше театры, хотя я, въ первый мой парижскій сезонъ, и не отдавался еще такъ изученію театральнаго дѣла, во всѣхъ его деталяхъ, какъ приступилъ къ этому со второго моего сезона, т. е. съ 1867 г. Тогда я задался систематической программой: знакомиться не только во всѣхъ подробностяхъ съ состояніемъ французской игры и репертуаромъ всѣхъ парижскихъ театровъ, но также и съ сценическимъ преподаваніемъ, и не въ теоріи только, а и на практикѣ. Тогда же у меня родилась мысль: по прошествіи нѣсколькихъ лѣтъ написать книгу о театральномъ искусствѣ;, что я и выполнилъ позднѣе» въ 1872 г. Можетъ быть — теперь я могу это сказать попутно — во мнѣ еще бродило тогда желаніе, не бросая своей литературной дороги, отдаться театру и не въ одномъ только качестве драматическаго писателя и критика.

Въ первые же мѣсяцы, проведённые мною въ Парижѣ, я искалъ знакомства старѣйшаго изъ сосьетеровъ «Французкого Театра», Сансона, занимавшаго когда-то, на первой сценѣ Франціи, первое комическое амплуа. Объ этомъ ветеранѣ классической комедии я говорю въ статьяхъ «Миръ успѣха» довольно подробно и привожу даже образчики его мнѣній и оценок. Старикъ смотрѣлъ на себя, какъ на руководителя Рашели, которому знаменитая трагическая актриса обязана всѣмъ своимъ развитием. Въ немъ жила непоколебимая твёрдость принциповъ высшей игры, какъ ее понимали его сверстники, и он не могъ безъ раздражительныхъ протестовъ говорить о «разнузданносги романтизма» и его, тогда уже одряхлѣвшаго представителя «великаго» — на оцѣнку романтиков — Фредерика Леметра. Съ разрѣшенія Обера, я посѣщалъ и классы (Самсона въ Консерваторіи, но гораздо больше занялся этимъ заведеніемъ въ слѣдующій сезонъ и считалъ нужнымъ, для полноты своей подготовки, брать уроки декламаціи у частныхъ профессоровъ, въ теченіе цѣлыхъ двухъ сезоновъ. Изъ нихъ самымъ замѣчательнымъ — я къ нему попалъ не къ первому— былъ старикъ Ашилль Рикуръ. Онъ не игралъ ни на какой сценѣ, какъ профессіональный актеръ, а былъ первоначально, по профессіи, живописецъ и съ молодыхъ лѣтъ пристрастился къ выразительному чтенію, сначала въ мастерскихъ, потомъ въ разныхъ литературныхъ кружкахъ. Рикуръ знавалъ еще знаменитаго Фурье и по идеямъ своимъ считалъ себя свободнымъ мыслителемъ. Онъ послужилъ мнѣ моделью лица учителя декламаціи въ романѣ «Солидныя добродѣтели». Имъ была основана практическая сцена, называвшаяся «Есоlе Іуrіque», хотя на ней исполнялись почти исключительно драмы и комедіи, а не оперы или отрывки изъ нихъ, въ той самой rue de la Tour d’Auvergne, гдѣ жилъ когда-то и Сарсэ Въ залѣ этого театрика (долго бывшаго почти единственной